— Нечего сейчас ехать. Только от дела оторвем. Мы ведь с помощью не умеем ездить, все больше с разносом. Раньше надо было ехать, раньше, Владимир Михалыч!
— А не поедем — подумает, бросили, забыли...
— Ох и гибкие вы все! И где только научились! — Юрий Васильевич не поверил такой заботе о Луневе.
Начальнику партии вскоре стало совестно, что он взял с мастера докладную о пожаре. Если б не напористость главного инженера и не растерянность самого Сергеева, вряд ли он стал бы настаивать на докладной. И в то же время Сергеев понимал, что, довелись держать ответ перед управлением, перед Окуневым, эта бумага хоть частично отведет удар от руководства партии.
— Ну и методы у тебя! — вспомнил он теперь. — «Докладную пиши! В сейф!»
Пилипенко начал оправдываться, говорить о служебном долге, который выше дружеских отношений...
— Да если б они были, твои дружеские! — печально заметил начальник партии.
— А что мне теперь, целовать его, что ли! — закричал в ответ главинж, уже уставший от своей гибкости. Ему сделалось обидно: этот увалень проворонил буровую, так теперь носятся с ним...
А Сергеев засел в своем кабинете и с тоской думал. Он переживал эту историю так, как если бы она случилась с его сыном, и это о нем, о сыне, теперь судили. Судили справедливо, но до боли в солнечном сплетении жалко его, дурачка, как же это ты так не уберегся! Но уж если оправдается — держись, сынку, от отца тебе мало не будет!
При этом Сергеев совсем не думал о себе. А сыновей у него не было, были только две дочери...
Глава десятая
СЛЕДСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ
Сварщик замялся.
— Кто сказал? Ну! Язык отнялся?! — наступал на него мастер.
— Что такое? — подошел Тучнин.
— Да вот доброволец выискался... пожарник.
— А никакого пожара не было, — спокойно отвечал Тучнин, будто дело происходило на его участке. — Профилактический ремонт, ТО-2.
— Нет, пусть он скажет, откуда он это взял! — настаивал мастер.
— Откуда ты это взял? — Тучнин перевел сварщику слова Лунева. — Кто сказал?
— Жена, — отвечал Стрельников, заметно струхнув.
— Жене?..
— Соседка... Да не спросил я. Мы, того, перепугались здорово. Ей так и сказали: мол, он варил, уехал, а там пожар, и посадят.
— И пятнадцатую буровую назвали? И участок?
— Да-а. Луневскую.
— Поди-ка в балок, отогрейся и выспись, — спокойна сказал Стрельникову Тучнин. — А завтра поможешь.
Виктора больно задевали спокойствие и уверенность друга; как человек, испытавший сильный удар, Лунев был сейчас повышенно восприимчив — окружающие лишь понимают его состояние, но сами не чувствуют такой же боли.
