Мы направились по указанному адресу.
Подъехав, я долго стучал в калитку, пока на аллее небольшого палисадника не появился высокий мужчина в белой вышитой рубашке.
— Заходите, — произнес он, — калитка не заперта.
— Простите, я хотел бы видеть Дмитрия Гужву.
— Слушаю вас, — проговорил мужчина.
— Вы — Гужва?
— Да.
— Но… мне нужен другой Гужва.
— Другого у нас нет, — усмехнулся мужчина.
Я был озадачен.
— Но это же совхоз «Первомайский»?
— Именно так.
— Скажите, а у вас в совхозе, не проживает ли другой Дмитрий Гужва?
— Нет, только я один, — ответил мужчина.
— Но, может быть, есть другой совхоз «Первомайский»? — спросил я с надеждой.
— Да что вы! — усмехнулся мужчина.
Пришлось извиниться и вернуться ни с чем. Дорогой я думал: зачем человеку, представившемуся Гужвой, утверждать, что Петрищев не совершал подвиг? Ответа я не находил.
Мы приехали в Волногорск, на его улицах в этот час было людно. Машина проехала мимо дома, в котором жила Галка, и мне стало тоскливо: сегодня была суббота, и я мог бы с ней встретиться.
Вдруг в толпе я увидел мужчину, выдававшего себя за Гужву.
— Остановите, пожалуйста! — крикнул я шоферу. Машина затормозила, и я, расплатившись, выскочил на тротуар.
«Гужва» переходил улицу.
— Товарищ Гужва! — замахал я рукой.
Услышав оклик, тот растерянно посмотрел в мою сторону, затем постарался скрыться в толпе.
Пока я переходил на другую сторону, Гужва исчез, будто сквозь землю провалился. Я заглянул в магазин «Культтовары», но и там его не было. На выходе меня окликнули:
— Товарищ Шпилевой!
Я обернулся и увидел директора музея. В тех же парусиновых штанах и шляпе, он пожал мою руку обеими своими.
— А я вас сразу узнал, — радушно улыбался он. — Вот, думаю, и свиделся с давним знакомым.
— Какой же я вам знакомый? Я даже фамилии вашей не знаю.
— Михаил Сергеевич Трубников. Не помните?
— Почему же не помню. Раньше вы работали директором краеведческого музея, — нехотя ответил я.
— Верно. Ну вот, теперь вы знаете и мою фамилию, — произнес директор тоном пастора, отпускающего грехи прихожанам. — А то, понимаешь, поспособствовали, так сказать, моему снятию с должности и фамилии, простите, не спросили.
Я почувствовал себя неловко. Увидев мое смущение, Трубников успокоил:
— Не волнуйтесь, никаких обид. Я уже устроился на другую работу. — Он взял меня под руку. — Честно говоря, я даже рад, что ушел из музея. Знаете, чтобы там работать, нужны призвание и душевный интерес, а мне бы какое-нибудь живое дело!..
