— Соколов Николай Викторович, — проговорил мулат почти без акцента и продолжил на трансколониальном языке, — две тысячи четыреста двадцать восьмого года рождения.
— Так точно, — эхом отозвался Николай.
Пока лысый делал какие-то пометки в своём компьютере, заговорил седой.
— Я контр-адмирал Спаркс. И я руковожу этой дисциплинарной комиссией по штрафным санкциям, — сказал старикан скрипучим, как старая половица, голосом.
Николай попытался вспомнить, не слышал ли он когда-нибудь об этом человеке. Не вспомнил. Двоих других Спаркс представлять, похоже, не собирается. Очень удобно. И чёрт с ним.
— Итак. Три недели назад, двадцатого апреля две тысячи четыреста шестьдесят второго года, произошёл инцидент с вашим участием. В результате которого вы попали под трибунал, были разжалованы из лейтенант-майора в энсины. И списаны с эсминца «Киренаика».
— Так точно, — ответил Николай спокойно, не выказывая никаких эмоций. Не дождутся, крысы конторские.
— Вы можете рассказать нам о сути инцидента? — спросил Спаркс, — в двух словах.
Николай уже знал, к чему клонит хитрый старый клещ. Всё произошедшее было не только записано со слов участников поминутно. Но и зафиксировано аппаратно в приложении к бортовому журналу. Вопрос же подталкивал штрафника облегчить или усугубить свою участь. Едва отвязавшись от трибунала, усугублять Николай ничего не собирался.
— С моей стороны имело место сомнение в компетентности старшего комсостава корабля. Повлекшее за собой эмоциональное проявление неуставных отношений.
— Вы разбили лица капитану и старшему помощнику, прямо на мостике, — подал голос брюнет из флотской безопасности.
Николай кивнул и встав по стойке смирно, щёлкнул каблуками.
— Так точно.
— И каковы же были ваши мотивы? В чём причина ваших действий? — не отставал безопасник.
Не раздумывая, Николай выдал заранее заготовленное:
— Это была немотивированная вспышка насилия, спровоцированная длительным, непрекращающимся стрессом и личными проблемами, не имеющими отношения к службе, — отрапортовал Соколов, — в чём полностью раскаиваюсь и готов понести заслуженное наказание. Я уже принёс личные и письменные извинения капитану Перкинсу и старшему помощнику Лебовски.
Безопасник картинно закатил глаза и откинулся на спинку кресла. Контр-адмирал же ухмыльнулся уголком рта и слегка наклонил голову вперёд.
— Своими словами вы противоречите своему же досье, — проскрипел Спаркс.
Николай тоже картинно пожал плечами. Терять в этом направлении ему было уже нечего. Впечатлять он никого не собирался. На самом деле Соколову очень хотелось верить, что морды у обоих упомянутых людей болели дольше, чем костяшки на его руках. Вслух же он произнёс:
