Как и любое живое существо, мой сосед имеет определённые положительные качества. Он любит убираться. Свой фанатизм объясняет тем, что пока работает, не думает о тюрьме. Здесь принято убираться по очереди, но он так настаивал, что я не смог ему отказать. Полов у нас мало. Китаец моет и стены, и сантехнику, и даже пытается дотянуться до потолка. Оглядывается в поисках нечистот, не находит, грустно вздыхает и идёт спать до ужина. Тишина. Время учёбы.
Я беру с полки учебники, словари, тетрадки и углубляюсь в инфинитивы, неправильные глаголы и прочую дребедень. С памятью проблемы, приходится вредничать. Чтобы как-то развить мозг, стал учить стихи. В результате вызубрил избранное Есенина, но на английские слова памяти так и не хватило. Ничего, времени предостаточно. Я обязан выйти из тюрьмы умнее, сильнее и, желательно, поскорее.
Вскоре опять гремит тележка, на этот раз с ужином. Заглядываю в меню – несъедобно ни при каких условиях. Сворачиваю свой университет, освобождаю парту китайцу и перебираюсь на кровать, прихватив пару бутербродов, чай и Достоевского. Сосед же всеядный, и он со смаком уминает обе порции. Как в него всё это лезет? Прячусь от чавка в мрачную рефлексию ХIХ века.
Солнце не остановилось, вечер наступил, и это я понимаю по тоскливым звукам из нутра соседа. Концерт в нашей камере ежевечерне, репертуар ограничен, я - единственный зритель. Но, зараза, хорошо поёт! Иногда ему аплодируют даже из-за дверей, хотя чаще стучат по металлу ключом. После десятой песни о трудном социалистическом пути молодой китайской республики, я настаиваю на изменении языка трансляции. Он без проблем переходит на Катюшу, молодого казака и Подмосковные вечера, правда с жутким искажением ударений и слов. Но за душу берёт не только голосом, но и артистизмом. Китаец изображает то старого монаха, то юного красноармейца, то «умирает», сражённый пулей, а то, уже на полу извивается весенним ручьём. Я наслаждаюсь зрелищем.
Вдруг он вскидывает руки и громко молится. После чего предлагает партию в шахматы. Я играю без ферзя, ему так интереснее.
За полчаса до отбоя приносят письма, и это счастливейший момент. Помогаю китайцу поставить мне мат, счастливый сосед затихает с газетами на койке, а я проваливаюсь в вольную жизнь писем. Впереди полночи эмоций.
Но день не может закончиться, пока не будут выполнены все ритуалы. Так заведено в моём мире, и я в нём хозяин.
Наполняю тазик горячей и подсоленной водой. С тихим блаженством погружаю туда ноги. Они устали. Мы греемся.
