Нужно было сказать правду, чего бы она ни стоила. Заседатели конгресса [20 съезда партии], конечно, не посмели этого сделать.
21 февраля 1956 г.
Очень меня взволновало чтение вашей главы о борьбе Сталина с оппозицией, Дечера105. Я перенеслась в обстановку этих последних дней "рукопашной" . . . вижу, вижу все с ясностью вчерашнего дня, слышу телефонный разговор Л. Д. с Бухариным -- голос его, страстное негодование --отъезд в Алма-Ату . .
29 февраля 1960 г.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ 1933 ГОДА
ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
Итак, на наших паспортах проставлены отчетливые и бесспорные французские визы. Через два дня мы покидаем Турцию. Когда мы с женой и сыном прибыли сюда -- четыре с половиной года тому назад, -- в Америке ярко горело солнце "просперити". Сейчас те времена кажутся доисторическими, почти сказочными.
Принкипо -- остров покоя и забвения. Мировая жизнь доходит сюда с запозданием и в приглушенном виде. Но кризис нашел дорогу и сюда. Из года в год на лето из Стамбула приезжает меньше людей, а те, что приезжают, имеют все меньше денег. К чему обилие рыбы, когда на нее нет спроса?
На Принкипо хорошо работать с пером в руках, особенно осенью и зимою, когда остров совсем пустеет и в парке появляются вальдшнепы. Здесь нет не только театров, но и кинематографов. Езда на автомобилях запрещена. Много ли таких мест на свете? У нас в доме нет телефона. Ослиный крик успокоительно действует на нервы. Что Принкипо есть остров, этого нельзя забыть ни на минуту, ибо море под окном, и от моря нельзя скрыться ни в одной точке острова. В десяти метрах от каменного забора мы ловим рыбу, в пятидесяти метрах омаров. Целыми неделями море спокойно, как озеро.
Но мы тесно связаны с внешним миром, ибо получаем почту. Это кульминационная точка дня. Почта приносит новые газеты, новые книги, письма друзей и письма врагов. В этой груде печатной и исписанной бумаги много неожиданного, особенно из Америки. Трудно поверить, что существует на свете столько людей, кровно заинтересованных в спасении моей души. Я получил за эти годы такое количество религиозной литературы, которого могло бы хватить для спасения не одного лица, а целой штрафной команды грешников. Все нужные места в благочестивых книгах предупредительно отчеркнуты на полях. Не меньшее количество людей заинтересовано, однако, в гибели моей души и выражает соответственные пожелания с похвальной откровенностью, хотя и без подписи. Графологи настаивают на присылке им рукописи для определения моего характера. Астрологи просят сообщить день и час рождения, чтоб составить мне гороскоп. Собиратели автографов уговаривают присоединить мою подпись к подписям двух американских президентов, трех чемпионов бокса, Альберта Эйнштейна1, полковника Линдберга2 и, конечно, Чарли Чаплина3. Та
