Фиалковый венец | страница 47
«Как и отец, — подумал Алексид, — хоть он даже и не знает, что на свете есть Коринна».
— Что мы сегодня будем читать? — спросила девушка.
— Сегодня мы займемся письмом.
Из складок своего хитона Алексид извлек свиток чистого папируса и положил рядом с нем не землю тростниковые перья, нож, чтобы расщеплять их, и маленький кувшинчик, в котором, когда он вытащил затычку, блеснули черные чернила.
— Вот хорошо-то! А с чего мне переписывать?
— Я тебе продиктую… одну вещь, которую знаю наизусть.
— Еврипида? Гомера?
— Потом узнаешь.
— Но мне же неинтересно писать неизвестно что!
— Но, может быть, тебе все-таки будет интересно.
— Ну и учитель! — Коринна показала ему язык: жизнь в харчевне не придала ее манерам изысканности.
Алексид расщепил тростинку, заточил ее и передал своей ученице. Она устроилась на ровном полу пещеры, опираясь на левый локоть, и приготовилась писать. Алексид, скрестив руки на груди, стал у входа в пещеру и устремил глаза не город и далекое море. Затем медленно и отчетливо он продиктовал:
— «Со скорбной вестью я пришел к тебе, Ахилл…»
Продиктовав двенадцать строк, он остановился. Чтобы записать их, потребовалось немало времени, но Коринна с каждым занятием, несомненно, писала и говорила все лучше. Она выводила изящные буквы с такой любовью и тщательностью, словно занималась вышиванием. Алексид нагнулся и указал ей на несколько ошибок.
— Ну, что ты об этом скажешь? — спросил он небрежно.
— Что скажу? Ах, ты об этой речи! Очень неплохо. Только чересчур уж уныло, как ты думаешь?
— Ну, а как же иначе? Это ведь из трагедии! Не хочешь же ты, чтобы вестник за живот держался от хохота. Он же пришел рассказать Ахиллу о смерти его лучшего друга.
— А-а… Только комедии нравятся мне гораздо больше. Помнишь, ты приносил одну — Аристофана. О том, как все женщины заперлись в крепости и отказывались вернуться к домашним очагам, пока их мужья не обещают навсегда прекратить войну.
— Она называлась «Лисистрата».
— Вот-вот! — Коринна заткнула кувшинчик с чернилами и еще раз перечитала написанное.
Трудно было сказать, что ее интересует — стихи или собственный почерк. Алексид нервно облизнул губы. Сердце у него так и подскочило, когда она, кончив читать, сказала:
— А все-таки и это очень хорошо. Из какой трагедии ты это взял?
— Из «Патрокла», — буркнул он.
— Я о такой и не слышала. Кто ее сочинил?
— Алексид, сын Леонта.
— Алексид… — И тут Коринна все поняла. Она вскочила на ноги. — Ты говоришь о себе? Ах, Алексид, какой ты умный! А мне и в голову не пришло…