Он рос в строгой, но любящей семье, и детство его было счастливым — много игрушек, когда он еще играл в игрушки, песни и сказки, чтобы он скорее уснул, прогулки и всякие удовольствия в дни праздников. Однако он всегда должен был подчиняться суровой дисциплине, уважать которую до семи лет, пока он жил на женской половине, его учила материнская сандалия, потом — палка школьного учителя, а главное, с самого младенчества — строгий голос отца.
Его воспитывали так, чтобы он всегда поступал и думал, как положено юноше из почтенной афинской семьи. Ему полагалось примерно вести себя, всегда быть учтивым и почитать старших, в установленные дни посещать храмы и приносить богам должные жертвы, а главное — никогда не забывать, что он афинянин, что его родной город находится под особым покровительством богини Афины, которая сделала его самым могущественным и славным среди всех греческих городов.
Однако в глубине души он позволял себе некоторые сомнения, так как был прирожденным бунтарем. Почему, если человек торопится, он не может бежать по улице бегом? Неужели соблюдение достоинства — главное в жизни взрослых? И почему, когда к отцу приходят гости, мать должна ужинать в гинекее, хотя обычно вся семья ужинает вместе? Почему считается, что женщины могут разговаривать только о самых обыденных предметах и не способны вести умную беседу?
Правда, задавать себе такие вопросы он стал лишь в последнее время. В школе было не до них. В школе приходилось зазубривать целые свитки Гомера, Пиндара и других поэтов, узнавать из них историю богов и героев древности и учиться, как следует себя вести и какие благородные качества в себе развивать. Если один поэт противоречил другому или даже самому себе, этого просто не полагалось замечать. Надо было учить все подряд, так же как музыку и математику. Все это истины (иначе им не стали бы учить), и все они равно полезны.
Такая система обучения годилась для большинства. Она подходила Лукиану. Она воспитывала благородных людей, таких, как отец. Но в последнее время Алексиду все чаще казалось, что для него она не подходит. Первые серьезные сомнения зародились у него после знакомства с Коринной.
Она явилась из мира, лежащего вне пределов Афин, и каждое ее слово, каждый взгляд ее спокойных серых глаз напоминали ему, что мир этот очень велик, полон своих собственных чудес и незнакомых обычаев.
А теперь еще Сократ и молодые люди, составлявшие его кружок…
После первой встречи с ним Алексид пользовался каждым удобным случаем, чтобы еще раз услышать этот мягкий, насмешливо-добродушный голос. Впрочем, таких случаев представлялось множество, так как Сократ, казалось, почти все свое время проводил на улицах в беседах с друзьями и бывал рад каждому новому слушателю, будь он молод или стар. И какие это были беседы! Никогда еще Алексид не слышал ничего и вполовину столь интересного.
