Небольшой парк оказался совершенно неухоженным, скульптурные композиции, ранее украшавшие его, перестали быть белыми, а кое-где и вовсе мхом поросли. Отбросив нехорошие предчувствия, дежавю и прочие дурацкие мысли, Ева ворошила опавшие листья крепкими ботинками с металлическими нашлёпками, вдыхала горьковато-сладкий запах запустения и с упоением щелкала кадр за кадром — это место было прекрасным.
Заброшенное здание Ева увидела не сразу, оно основательно поросло вьюном. Скажем так — она его скорей почувствовала. С маниакальной настойчивостью самоубийцы, она пошла в направлении благородных руин, предполагая, что они будут действительно благородными.
На взгляд Елены Владимировны — это был обычный барский дом, переживший и барина, и школу, и дом престарелых, и даже казино. А теперь потёкший крышей, потерявший стёкла и рамы окон, с провалившимся полом. Вся былая роскошь превратилась в грязные тряпки, черные пятна плесени, выстояли одни лишь стены. Но если сделать поправочку на мир, то скорей всего настолько бурной жизни у этого дома не было и он сгнил сам по себе, всеми забытый и заброшенный.
— Щёлк-щёлк-щёлк! — кадры были один другого великолепнее.
Ева потеряла всякое опасение перед этим пиром тлена и во всю жала на кнопку фотомага, стараясь наиболее правдиво запечатлеть атмосферу былого величия и нынешнее запустение. Сквозь проваленную крышу виднелось небо и ветки деревьев, на которых сидели вороны и с интересом наблюдали за вторжением на их территорию.
Внезапно одна из птиц громко и противно каркнула, тяжело и шумно взлетела с насиженного места. Ева вздрогнула, увлёкшись она забыла обо всём и громкий звук её немного испугал. Она поёжилась — вдруг показалось, что стало как-то влажно и прохладно, словно в погребе.
— Здесь была малая гостиная, — кто-то любезно подсказал, что было в этом месте дома.
Этот кто-то представлял из себя некий клочок тумана, который то уплотнялся, являя размытые очертания не то человека, не то другого разумного, то снова распылялся на водяную, сверкающую на солнце, пыль.
“Броуновское движение” — пришло в голову Елене Владимировне блеснуть знаниями физики, глядя на перемещение капель в воздухе. По-хорошему, как воспитанной девице ей бы полагалось громко завизжать на весь парк и упасть в обморок, желательно на руки влюблённому рыцарю. Но проблема была в том, что рыцаря не было в заводе, а Елена Владимировна была не юная барышня, а циничная дама, к тому же эмоциональный тормоз. Именно по этому она вместо визга язвительно сказала:
