воздвигаемую против спасающегося «брань духа злобы» (138).
Какие ухищрения применяет злая сила, как она действует? — Ухищрения искусные, действия различные: умаляет грех, оправдывает уже совершенный, внушает отложить мысли о спасении ко времени старости. Но лучше послушать ответ на эти вопросы самого Патерика: «Когда видит диавол, что кто-нибудь не хочет согрешить, то он не настолько неискусен в деянии зла, чтобы внушить ему делать явные грехи, но умаляет их. Не говорит: «Иди сотвори блуд или поди укради», знает, что не хотим этого, и не считает нужным внушить нам нежелаемое, но находит в нас одно пожелание или самооправдание и под видом доброго вредит нам» (92). «У врага спасения всегда находятся предлоги к нашему самооправданию. То он указывает на других, небрегущих спасением, то ложно толкует, что мы же не святые, чтобы ни в чем не сделать себе послабления, и т. д.» (102). Патерик отмечает, что этими ухищрениями «многие уловляются», забывая обращенный ко всем призыв св. ап. Петра, того апостола, который сам на себе испытал силу действия темного духа (Мф. 16, 23; Мф. 8, 33). «Бодрствуйте, — призывает св. апостол, — уповайте на благодать Божию и, как послушные дети, не сообразуясь с прежними похотями, но, по примеру призвавшего вас Святого (Бога), сами будьте святы во всех поступках или во всем житии. Ибо написано: будьте святы, потому что Я свят. И, если вы называете Отцом Того, Который нелицеприятно судит каждого по делам, то со страхом проводите время странствования вашего: зная, что не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, но драгоценною Кровию Христа» (1 Петр. 1, 13-19) (102).
В Патерике приводится весьма поучительный рассказ старца Мартирия († l865) (имеющий прямое отношение к нашей теме) о том, что однажды случилось с ним. Какая-то добрая, благоговейная женщина, приехав в обитель, раздавала более почитаемым старцам карманные платочки. Такой платочек был подан и отцу Мартирию. Дальше цитирую его слова: «Я взял поданный платочек и придя в келлию, развернул его, а в нем оказалось пятьдесят копеек денег, я подумал куда их деть? Да пусть полежат, я отдам кому-либо нуждающемуся. Вечером после келейного правила, когда затушил огонь, чтобы успокоиться, замечаю, подходит мысленный прилог и говорит: «А вот что хорошо бы тебе сделать: человек ты уже старый и слаб, надо себя поддержать, а то, пожалуй, можно совсем ослабеть, вот теперь деньги есть, хорошо бы купить водочки и перед обедом пить по маленькой чарочке для аппетита, пообедал бы лучше, вот бы и здоровье подкрепилось, а то от воздержания и аппетит прекращается». Вначале я не придавал ему значения, а враг нашептывал, нахально все лезет со своим лукавым советом и мешает псаломским словам, а далее пристал так неотвязно, что мне стало противно его нахальство. «Э! — думаю, — да тебе, нечистый враже, лишь бы к чему привязаться, то ты сейчас и здесь! Надо с тобой поскорей разделаться!» Я взял платочек с деньгами и, выйдя из келлии, отыскал кирпич и привязал к нему платок с деньгами и пошел к речке, где самое глубокое место (около бани). Стал спиной к речке, чтобы не видеть, где упадет кирпич, и забросил его через голову в воду, не оглядываясь назад, и пошел обратно в свою келлию. Придя в келлию, почувствовал спокойствие» (275).
