Кто-то потом говорил, что я струсила. Но это было далеко не так.
Я совсем не боялась стать полноценной говорящей с духами, — но именно в этом ремесле я и усматривала главную причину нашей семейной трагедии.
Если бы родители выбрали другой удел, никак не связанный с опасным тонким миром… Я не хотела посвящать свою жизнь тому, что забрало у меня самое дорогое.
И после похорон, собрав свои более чем скромные пожитки, я уехала в столицу, славный город Галентен, где после захода солнца любой добропорядочный гражданин рискует в ближайшем переулке остаться без денег, штанов, и, если сильно не повезёт, жизни.
До поступления в Академию ещё полгода я снимала койко-место на переполненной мигрантами съёмной квартире, и мне приходилось подрабатывать то официанткой, то уборщицей, то продавщицей.
После зачисления я получила комнату в общежитии, разделив её с одной лишь Аннерит. Кроме удобной кровати, своего шкафа и совмещенного санузла на нас двоих, у меня теперь было регулярное бесплатное и вполне сносное питание.
О большем я даже мечтать не смела.
Ну а затем четыре года обучения пролетели одним смазанным и быстрым мгновением. Регулярные физические тренировки, после которых сил оставалось только чтобы доползти до кровати, делали своё дело, и горечь утраты быстро притупилась. Кроме этого, несмотря на первые трудности в общении, я смогла со многими подружиться.
Даже порой до безобразия противная Аннерит, дочь известного генерала, и та в итоге сильно ко мне потеплела и больше не морщила нос на мой северный акцент, который, впрочем, действительно успел практически полностью исчезнуть.
И даже не верилось, но всего лишь через два дня нам должны были выдать дипломы. Лэнса на это очень важное и торжественное событие я пригласила ещё месяц назад, и он успел дать положительный ответ. Как же я ждала этой даты…
Однако судя по письму в моих руках, что-то всё-таки изменило планы Лэнса.
Я с сожалением вздохнула и не спеша, словно оттягивая неизбежное, порвала по краю конверт. Ещё раз щёлкнула пальцами в воздухе рядом с резвящейся бабочкой, с брезгливостью отгоняя её от себя.
Знакомые чуть обрывчатые строки запрыгали перед глазами, — почерк у Лэнса был без преувеличения просто отвратителен. Я несколько минут разбирала всего несколько предложений, и когда закончила, покачнулась и едва смогла вовремя сесть на свою кровать, а не рухнуть там же, где и стояла.
Видимо, наша семья когда-то была проклята, и жадность духов до наших бед оказалась безграничной, словно потери родителей могло быть мало…
