Впрочем, его жизнь сложилась очень даже неплохо. Действительно, иногда, что не делалось, так все было к лучшему. Я узнавала, что после того, как его выгнали из университета, он два года готовился на поступление в медицинский, куда его изначально не пустили родители. И вот каким он теперь стал... Замечательный врач, к которому выстраивались очереди из благодарных пациентов, снискавший славу отличного хирурга. Да и в личной жизни у Залима все было прекрасно. Пять лет назад он женился, у него подрастал замечательный сын. Я видела фото его супруги в инстаграме.
Помню, как безбожно напилась в тот вечер в ближайшем баре. Не сдержалась. Не смогла отпустить эту боль, острым осколком застрявшую в груди. Даже спустя столько лет сердце ныло от понимания, что это могла быть наша семья. Это мог быть наш сын. Это мог быть мой ребенок.
В отличие от Залима, моя жизнь была… жалкой. Наверное, ее можно было назвать только жалкой.
Столько воды утекло, а у меня все еще ничего не было.
Никакой личной жизни. Все попытки построить ее обращались в крах и в какой-то момент, несколько лет назад, я махнула на все рукой. Что было толку пытаться строить отношения, если, по сути, я их и не хотела? По крайней мере, мой психолог утверждала именно это. Якобы, мое подсознание не желает видеть меня счастливой. На самом деле, это было не так. Я желала быть счастливой, просто это было уже невозможно.
Никакой карьеры. Заурядный помощник бухгалтера, застрявший на нижней должности на долгие годы и эксплуатируемый своим руководством. Впрочем, я уже давно перестала верить, что меня «вот-вот повысят». В общем-то, и на бухгалтера я пошла учиться только потому, что так велел отец. В арендуемой мной студии половина помещения была забита полотнами. Душа всегда рвалась к кисти, холсту и краскам, но строгий отец даже слышать не захотел о том, чтобы после художественной школы пойти в специальное училище, хотя учителя говорили, что у меня талант.
Родитель многое определил в моей жизни. И в какой-то период я его ненавидела. Так люто, так яро, что это грозилось вылиться чем-то в реальный мир. Но потом поняла, что быть одиноким отцом непросто. Что он хотел для меня, как лучше. И тогда осталась только боль и выжженная душа и посыпанное пеплом сердце.
Впрочем, возможно, я бы смогла двигаться дальше. Прошло бы какое-то количество лет, и тоска по первой любви меня отпустила бы так же, как злость на отца. Но было одно большое «но». Оно же не давало мне построить семью хоть с кем-то.
