— Знаешь, когда ты сделал мне предложение, что сказали родители? — проговорила княгиня с грустной улыбкой на исхудавшем лице и, подождав, когда дочь выйдет и они останутся одни, продолжала: — Не ходи за него, потому что он гол как сокол. Ведь и вправду, детям ты ничего не оставил и вот куда завёл нас, в проклятом каменном доме сидим.
— Не гневи Бога, Мария Фёдоровна, я духовной жизнью жил, и для детей почитаю главным духовное содержание. Бог — для страны, для народа, для России, а материальное, пузо — для таких, как эти живоглоты-большевики, которые, упаси, Господи, отдали половину России, собранной по частицам нашими предками, немцам! Ужасно! Ужасно! Мария, окстись! Страшна будет расплата перед Богом этих отступников, искусившихся дьявольскому соблазну!
— Не о том я, — Мария Фёдоровна привстала, подняв на мужа свои влажные, заблестевшие большие глаза. Она по-прежнему его любила, и для неё муж являл собою самое прекрасное существо на свете.
— Как не о том, Мария Фёдоровна, мы столько прожили, вырастили детей, а ты мне бросаешь в лицо такие обвинения. Бесы попутали тебя, как всех людей. Всегда русский человек принадлежал не себе, но миру, недаром богоизбранный народ! Народ! Вот кто настоящее слово ещё скажет! Я был потрясён, узнав, что есть люди, которые желают поражения своей стране! Помнишь ту газетку, что я тебе показывал? Как этот Ульянов желал нашему народу поражения от германцев? Помнишь? Если б тебе и мне дети желали смерти, что б ты сказала? Дети! Родные! Возможно ли? Какое чудовище тот человек! Россия — центр Вселенной, её пупок, солнечное сплетение, без неё мир — ничто! Погибнет! Погибнет Россия, погибнет и мир! Вот какая идея одолевает умы. А этот! Мерзавец! Собачий сын, который, как пёс, под кличкой пишет то Ленин, то Ульянов, словно вор! Вор он и есть! Желает совесть у народа украсть! Желает! Что он сделал для империи? Что? Русский народ — народ богоносец, и Бог его не забудет.
— Оно так, — сказала княгиня, — а вот только что твой «богоносец»-то наместника Бога на земле растерзал?
Князь застыл на мгновение, словно мысль, высказанная женой, потрясла, и он был поражён простоте этой ужасной истины.
— Как у тебя, княгинюшка моя, всё проще простого, — язвительно отвечал он. — А как не народ виноват, а? Не народ. Разве кличку берёт тот, у кого честные намерения? А как бы царь Николай II да стал Фридрихом III? Что скажешь? Скажи? Искушение то есть великое, от дьявола идущее, княгиня.
