Последняя фраза относится к очередным чаровницам, как раз явившимся из глубин дома. К трем сразу. Силен Алишах, силен — или просто давит таким путем собственные комплексы? Внешность дам эту версию подтверждает: все как одна высокие блондинки скандинавского типа. И сейчас и всегда в этом доме.
— Шалун ты, однако, — говорю нейтрально, глядя в спину валькириям. — Не боишься, что и там мужики? Ладно, дело твое, а я пить хочу как верблюд в Сахаре. Пивко для гостя у тебя найдется?
Через пару минут сижу в гостиной, наслаждаясь всё той же сибаритской атмосферой. Ковры, кинжалы и сабли, кальян, благовония. Физическое моё тело изнывает от жажды — «зебра» на белом рукаве дополнилась соответствующей полоской — но виртуальный «туборг» ему не поможет. Торопиться надо.
— Оружие, Али. Категория «R», серьезной убойности. Только не говори, что впервые слышишь о таком.
— Зачем говорить, всё равно не поверишь, — морщится сидящий напротив атлет с лицом голливудского султана. — Есть такое оружие, кое-где его легально применяют, но не насмерть. Самовнушение, да.
— Я знаю принцип действия, — киваю терпеливо, не повышая голоса. Мы приятели, почти друзья, но сейчас служба превыше всего. Сейчас есть «источник» и есть «злой мент», какового даже изображать не нужно, достаточно вспомнить девять лиц, застывших в агонии. Самовнушение — страшная вещь. Никаких реальных ран, вроде стигматов, на физическом теле не проявляется — для этого надо быть верующим фанатиком — но хватает и болевого шока. Врагу не пожелаешь.
— Я знаю принцип действия, но спрашиваю не об этом. Покупатели, Али.
— Ай, Олег, ты хочешь объять необъятное и вычерпать море наперстком!
— Не увлекайся, дружище, я спешу. Ты наверняка догадался, почему мне надо торопиться.
— Наслышан. Люди говорят, ветер слова носит, только я вряд ли смогу тебе помочь, дорогой Олег. У меня много покупателей, но все безумно далеки от криминала!
— Кто тогда? — смотрю ему в глаза по привычке, будто можно переглядеть аватар. — Ну, Али, давай уже! Ты же всех в этом бизнесе знаешь!
— Шар моей благодарности будет вечно кататься коридорами твоей любезности, — кивает атлет с грустью, несвойственной такому образу. — Я назову тебе пару имен, Олег, по дружбе, а не потому, что ты полицейский. Даже если мне за это отрежут язык.
— Не отрежут, обещаю. Не первый день замужем.
— Все так говорят. Меня больше греет не твой профессионализм, в котором я ни секунды не сомневаюсь, а то обстоятельство, что ты ищешь маньяка. Братва маньяков не любит, а потому простит меня, даже если…
