Польские новеллисты | страница 33



А все потому, что капо Энгель из тех, кого всегда можно обвести вокруг пальца. Иначе он сидел бы сейчас в тепле и пил шнапс. И вообще не попал бы сюда, в эту вшивую тирольскую дыру, где заключенные долбят камень. Стоял бы по сей день перед зеркалом в парикмахерской и подкручивал бы локоны дамочкам в Шарлотенбурге, ходил бы не в полосатой куртке, а в белом, чистом халате. Имел бы дело только с мылом да бритвой. Не знал бы, что такое вши. За двадцатилетнюю практику в Шарлотенбурге он не встретил их ни у одного из своих клиентов.

Кто же украл ожерелье у старой Фридманши? Наверняка этот прохвост Герман. Конечно, он. Не следовало брать его на работу, и все было бы в порядке. А так пропало ожерелье Фридманши, а ее муж, Фридман, партай-геноссе Фридман, не найдя других доказательств супружеской любви, упрятал в концлагерь владельца салона, мужского и дамского мастера Карла Энгеля. Как тут не лопнуть от досады? О, до чего же прекрасны рождественские праздники в Шарлотенбурго! А Энгель должен сидеть здесь, за колючей проволокой, и носить полосатую форму. И подумать только, что два года назад он едва не угодил в печь. Может, ожерелье давно нашлось, только Фридманша в этом не признается.

Капо Энгель вспомнил по порядку все праздники, которые встречал в родном городке, прекрасные зимние праздники, и ни один из них не был похож на нынешний. Он крепче прижимает локти к бокам, чтобы согреть руки под мышками, ибо к вечеру подморозило и заискрившийся снег под деревянными башмаками сухо и звонко поскрипывает.

Да-да, жизнь все-таки могла бы быть прекрасной. Если бы капо Энгель мог, впорхнуть в свой двубортный костюм с жилетом, облегающим рубашку, а вместо этих колодок надеть мягкие теплые штиблеты, тогда бы он по-другому взглянул на этот мир.

Ужин, ужин в приятном, избранном обществе. Разве капо Энгель слишком многого желает? Напротив. Ну а потом, ублажив чрево, отправился бы на боковую. А супруга капо Энгеля обхватила бы его, как всегда, ногами, потрепала бы по волосам, так чудесно пошептала бы на ушко, поцеловала бы. Ах, милый Шарлотенбург!

А тут топай к какому-то больному номеру в ревир, и еще не известно, найдешь ли его там, ибо он с одинаковым успехом может давно уже лежать в снегу, дожидаясь своей очереди в крематорий. Не следовало доверять Герману, нанимая его на работу. Ведь наверняка он украл ожерелье Фрпдманши. И никогда не признается в этом. А какой вор признается? Прохвост этот Герман. А как он поглядывал на его жену! Наверно, сидит теперь с ней и отмечает праздничек.