Польские новеллисты | страница 19
Глупейшее ощущение: сначала хлюпанье под ногами, вода захлестывает один, потом другой сапог, и вот холод поднимается выше и выше. До самого живота. Волосы стынут под шлемом, но в маске дышится легко — это единственное утешение для промокшего человека.
Ежи внезапно остановился на самом глубоком месте: запотело, покрылось капельками влаги стекло. На кончике носа повисла капля. Капля пота на кончике носа, капля в этих условиях гораздо хуже, чем заноза в пальце. Ежи обеми руками сжал резиновую маску, но безуспешно. Нащупал клапан, нажал, глотнул воздуха, наполнил им легкие, а потом с силой выдохнул. Капля стекла вниз.
Чуть дальше он споткнулся о крепежную стойку, валявшуюся под водой, нагнулся, сунул руку в воду. И ему показалось, что она уже не такая холодная. Еще несколько метров, и вода осталась позади. Он решил остановить свой отряд, подумал: пусть снимут сапоги, выльют воду.
Дым уже не чувствовался.
Ежи ткнул Арнольда в спину, подождал, пока тот обернется, приблизился к нему, маска к маске, и на мгновение замер.
Лицо не Арнольда. Ему показалось, что он разучился считать, не сумеет сосчитать до пяти. Один, два, три… и он сам, Ежи. Четверо. Он резко повернул шахтера спиной к себе, взглянул на манометр. Семьдесят три.
У Арнольда было восемьдесят, минуту назад было восемьдесят. Невозможно, ведь только что перед ним был Арнольд. Все пересчитали друг друга, поняли.
Сняли каски.
Сняли каски, хотя не было команды. Пятна света заметались как сумасшедшие. Волосы, прижатые к голове ремешками масок, слиплись. Каски лежали на земле.
Значит, так.
Ежи не понимал, как это могло случиться, где, в каком месте? Память обрывалась. Вернее всего там, в самом глубоком месте, где он остановился и протирал запотевшее стекло.
Арнольд!
Двадцать четыре года, блондин, продолговатое лицо, высокий матовый лоб. Человек ниоткуда. Просто однажды появился среди них и назвал себя: Арнольд. Его знали все. Он всегда был весел, и только Ежи знал, что это притворство. Арнольд не умел или не хотел обнажать перед другими душу. Вот почему только Ежи знал, что он притворяется веселым.
Ежи и его сестра Элеонора.
Ежи не раз спрашивал себя, любит ли Арнольд ее по-настоящему или только ищет пристанища. Элеонора не была одинока. Она работала в конторе, воспитывала маленького Тадеуша. Один человек ежемесячно присылал ей определенную сумму. Один сорокалетий, хорошо зарабатывающий человек — негодяй, исковеркавший молодость Элеоноры.