— Подкрепляется, — шепнул Бомбель Гармонисту.
— Еще как подкрепляется…
— Вот это подкрепляется, а? — вполголоса сказал Шамша.
— Ну, пан Левша, значит, подкрепляетесь, — наконец громко высказался Рак.
Левша старательно жевал остатками зубов.
— Ну в что? — пробурчал он, не глядя на Рака.
— Да нет, ничего, — смешался Рак. — Я только, что вы вот, значит, подкрепляетесь. Правильно делаете, что подкрепляетесь, — добавил он с восхищением, — в тюрьме главное — это подкрепиться. Приятного аппетита. — Он неестественно засмеялся и проглотил слюну.
— Вы крошки потом подметите, — безразличным голосом проговорил Урынек. Он один мог позволить сказать что-нибудь Левше, так как у него тоже были связп. В ответ Левша еще громче зачавкал.
На свободе он промышлял по кладбищам, раскапывал могилы. Все смотрели на него и ждали, когда он съест, потому что понимали, что ему известно о тех, которые прибудут сюда, гораздо больше, чем он сказал.
Рыжий Левша закончил есть, рыгнул, вытер рукавом губы и смахнул крошки.
Развалившись на лавке, что стояла около горячей трубы, он прикрыл глаза и начал шарить по карманам. Вытащил деревянный портсигар, стукнул им по столу.
Рак тут же подлетел к нему с пачкой сигарет «Спорт».
— У меня «Гевонт», — вскочил Шамша.
Левша взял у него сигарету. Глубоко затянулся.
— Один там у них из высших, — сказал он после минутного молчания. — Генерал.
Это они уже знали. Левша немного помолчал.
— И майор есть.
И только кончив курить сигарету и достав другую, он заговорил:
— Они все были приговорены к смертной казни. Потом ее заменили пожизненным заключением. А потом скосили до пятнадцати. И теперь вот выходят.
— Они все вешались, — сказал он спустя минуту. — Один на женских чулках. Трижды. А один девять месяцев не ел. Его кормили через нос. Потом отправили в сумасшедший дом, подлечили и обратно. Какой-то там себя покалечил, потому что не мог без баб обходиться.
— Так им, мерзавцам, и надо. Жаль, что они все себя не порезали, — буркнул Зыгмунт.
— Ты себя резани, — заржал Шамша.
Левша глянул свирепо, и все замолкли.
— Там двое чахоточных, — продолжал он, — их, наверное, в изолятор поместят. Вообще-то они уже свободны. Могут ходить в город, когда хотят. Могут жить в гостинице. Они в тюрьме живут, потому что у них нет денег. Да и вообще-то им все равно. За столько лет попривыкли.
— Я бы не привык, — убежденно сказал Шамша.
— Привык бы, — снисходительно заметил Антось.
Шамша с минуту поразмыслил.
