Ничего не понимающий Иван стал нашедшейся тут же одежной щеткой чисть брюки и куртку.
– Давай помогу! – засуетился двойник.
Но Иван не ответил и, надев ботинки, воспользовался машинкой, чтобы их вычистить, стараясь при этом не смотреть на зеркало. В голове у него крутилась средневековая поговорка, что если захотел пообедать с чертом, так запасись ложкой подлиннее.
– Слушай – сказал Иван – отстань ты от меня, пожалуйста.
– Да не могу я! – взвыл двойник – Ты что, книжек что ли не читал? А еще интеллигент! Ясно же сказано, что раз уж я здесь, то без дела не могу отлучиться.
О как, изумился Иван, это кого же он сейчас помянул, Гете или Пушкина? Выходит, что они с натуры что ли писали?..
– С натуры, с натуры – проворчал второй Иван – Сам же меня и научил! Напридумывали всякого, а нам отдувайся…
Иван задумался, а потом сказал:
– Вот что, любезный, есть у меня для тебя работенка.
Двойник в зеркале повеселел:
– Я весь внимание.
– А пойди-ка ты туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Задача ясна?
– Да уж куда яснее! – обрадовался второй Иван и исчез.
Из туалета Иван вышел отдохнувшим, взял со стола маленькую бутылочку минеральной воды, вылил ее содержимое в стоявший тут же хрустальный стакан и с удовольствием выпил. Потом он уселся в кресло и стал разглядывать картины. В искусстве Иван не разбирался и к абстрактной живописи относился вполне обывательски, считая ее обыкновенным шарлатанством. Но тем больше он был удивлен тем, что картины, развешанные на стенах, ему неожиданно понравились. Он прямо-таки не мог от них оторваться, так они были странны и красивы. Но больше всего Ивана удивила их жизненность. Изображенные на них пятна, штрихи, плоскости и объемы не казались статичными, они будто двигались внутри своих рам, словно это были и не рамы вовсе, а оконные проемы, за которыми медленно и бесшумно творилась самая настоящая, хотя и непонятная, незнакомая реальность. Картины не вызывали каких-то конкретных ассоциаций, они просто жили своей собственной, ни от чего и ни от кого не зависящей жизнью… Чтобы убедиться, что это действительно сделано красками, удивленный и заинтригованный Иван даже подошел к одной из них, имевшей форму вытянутого по вертикали мягкого овала и написанной в серебристо-черной гамме с редкими вкраплениями золотисто-охристых оттенков. Да, это были обыкновенные краски, наложенные поверх обыкновенного крупнозернистого холста. Иван отошел на три или четыре шага, и картина снова ожила. Было впечатление, что она как бы притаилась, почувствовав опасную близость человека, но теперь успокоилась и опять начала дышать. Ничего подобного Иван никогда не видел и даже не мог себе представить, что абстрактная живопись может так завораживать. Увлеченный разглядыванием живописи, Иван вздрогнул от неожиданности, услышав голос блондинки: «Господин Кох примет вас, пойдемте». Иван обернулся и обнаружил, что блондинка очень сильно изменилась. Ее лицо с правильными чертами больше не выглядело испуганным, а напротив, прямо-таки сияло дружелюбием. Одета она была в белую блузку со стоячим воротничком и брючный костюм, короткий черный пиджачок-болеро которого украшала вышивка ручной работы. На ногах у нее были туфли на высоком тонком каблуке. В первый момент Иван ее даже не узнал, настолько разительной оказалась перемена ее внешности. Заметив его удивление, женщина слегка улыбнулась и поманила Ивана за собой. За дверью был зал, одна стена которого представляла собой огромное окно, из которого открывался вид на раскинувшийся до самого горизонта город и величественное небо с плывущими над ним облаками, сквозь которые пробивались солнечные лучи. У окна стоял невысокий мужчина в темном костюме и с густой шевелюрой, которая в лучах солнца походила на нимб. Посреди комнаты находился круглый белый стол и несколько стульев. Мужчина обернулся и жестом пригласил вошедших к столу. Он был средних лет и чем-то напоминал художника Шагала, такой же востроносый и худощавый. Иван поздоровался, мужчина кивнул в ответ и все трое расположились за столом.
