Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка | страница 17

13.

Во Флоренции хотели задержаться на пару дней, но не вышло. Только зря колесили полдня по городу, но в переполненной туристами и раскаленной от жары «колыбели Возрождения» местечка для них так и не нашлось. И тогда младший Иван сказал: «А давайте просто так покатаемся по Италии. Как будто мы не туристы, а настоящие путешественники! Где понравится, там и остановимся на денек или два. А если что, то и в машине заночуем, зря что ли мы минивэн арендовали». Иван и Маша переглянулись: ай да Иван! И они углубились в подробную карту Италии. И все пошло, как нельзя лучше. Уже сильно под вечер они увидели маленькую придорожную остерию «Sorriso della bella padrona», уютно пристроившуюся неподалеку от обочины. Маша аккуратно припарковала машину, и они выбрались из нее, потягиваясь и разминая ноги. В небольшом и низком, сплошь деревянном зале было уютно. За широкими столиками на четверых по двое и по трое сидели люди, негромко переговариваясь. Пахло свежим хлебом и еще чем-то очень приятным, от чего у путешественников потекли слюнки. Они нашли столик у окна и расселись. Из-за стойки неспеша вышла полноватая женщина средних лет, поздоровалась и положила перед каждым маленькое короткое меню и такую же маленькую винную карту, улыбнулась и отошла за стойку. Потом к ним подскочила девчушка лет десяти, поставила на стол корзинку с хлебом и убежала. Но через минуту снова прибежала с широкогорлым графинчиком масла и тремя глубокими блюдцами. По-хозяйски оглядев стол, она ойкнула, снова убежала и вернулась с кувшином воды и тремя широкими стаканами. Путешественники по очереди сходили в туалет и, освеженные, принялись обсуждать проделанный путь и загадочные блюда в меню. Говорили они оживленно, но негромко и очень удивились, когда к ним вместо дамы из-за стойки приблизился стройный мужчина лет пятидесяти, одетый совершенно по-домашнему, но с франтовским шелковым платком, видневшимся из-под воротника байковой клетчатой рубашки. Мужчина остановился у их стола, довольно церемонно поклонился и представился: «Самойлов, Сергей Владимирович, хозяин этого заведения и ваш покорный слуга» – и снова отвесил поклон. После обмена приветствиями и знакомства Сергей Владимирович спросил: «Позволите присесть? Благодарю. И разрешите вас немного проконсультировать относительно нашего скромного меню. Настоятельно рекомендую это, немного вот этого и непременно вот это – он легонечко трогал пальцами отпечатанные строчки – А что касается вина, то вас наверняка приятно удивит это и вот это. А молодому человеку нисколечко не повредит стаканчик вот этого». «Да нам же еще ехать» – вздохнул Иван. Сергей Владимирович удивленно поднял брови: «Так ведь ночь скоро!» «Ну, мы надеялись добраться до Кортоны и поискать там гостиницу…» Сергей Владимирович покачал головой и спросил: «Но вы же не торопитесь?» «Да нет – ответил Иван – мы не торопимся, конечно, но устроиться где-нибудь на ночь было бы неплохо, так что…» «Так вот же гостиница! – указал Сергей Владимирович на старинное здание через дорогу прямо напротив остерии – И тоже моя, представьте. И там для вас всех найдется место, не сомневайтесь. А утром позавтракаете и вперед, к приключениям – и он подмигнул младшему Ивану – Оставайтесь!» Иван с Машей переглянулись. А младший Иван, заинтригованный стаканчиком, который ему не повредит, жалобно посмотрел на родителей. «Ну хорошо – сказал Сергей Владимирович – вы пока поужинайте и тогда…» «Мы согласны» – сказала Маша. Сергей Владимирович просиял: «Прекрасно! А попозже за бокалом вина немножко пообщаемся. У меня, знаете ли, свой виноградник и мне было бы очень любопытно узнать ваше мнение о некоторых сортах». «Да мы, собственно, ничего в винах не понимаем…» – начал Иван, но Сергей Владимирович поднял палец вверх и провозгласил: «Глас народа! Это очень для меня важно. В винах вообще мало кто разбирается, а я дорожу клиентурой и мои самые надежные клиенты очень похожи на вас. Если вам мое вино понравится, то я, стало быть, на верном пути». После ужина Сергей Владимирович подсел к их столику и, попивая вино, они разговорились. Самойловское вино показалось Маше и Ивану превосходным, и они наперебой его расхваливали. Была уже ночь, младший Иван положил голову на руки и с блаженной улыбкой задремал прямо за столом. Надо было расходиться. Во главе с Сергеем Владимировичем они пересекли дорогу и вошли в высокую дверь гостиницы. Их встретил заспанный пожилой портье, с которым Самойлов коротко переговорил. А Иван и Маша стали оглядываться в просторном полутемном зале. Этот зал совершенно не был похож на вестибюль гостиницы, он гораздо больше походил на трапезную небольшой церкви. О церкви напоминала и одинокая свеча, горевшая у самой дальней стены вестибюля, ничего, вроде бы, не освещая. «Удивлены – не столько спросил, сколько констатировал подошедший Сергей Владимирович – Да, вы правы, это и была когда-то церковь, и очень старая. Мне не удалось выяснить ее возраст, так как местный архив сгорел во время войны. Не знаю я и того, когда и почему она была переделана под жилье. Когда я здесь появился, то ее как раз собирались снести из-за ветхости, но, главным образом, из-за того, что ни полуразрушенный фасад, ни деланые-переделанные интерьеры ничего общего с первоначальным обликом иметь не могли. Последние ее обитатели съехали уже очень давно. Дольше всех продержался какой-то, как говорят, совершенно сумасшедший старик, который в конце концов тоже съехал, но уже на местное кладбище. Мне рассказывали, что этот старик называл себя хранителем, но что именно он хранил никто не знал. Короче говоря, местные власти с огромным облегчением передали здание мне за символическую стоимость, но с условием, что я наведу здесь порядок. Что ж, мне это удалось, как видите. Между прочим, эта гостиница составляет больше половины моих доходов, представьте. Хочу даже сделать небольшую пристройку. Номеров на десять, примерно. И то, что для вас есть комнаты, это только потому, что я специально их держу для такого случая. Соотечественники, русский язык, это такая редкость, по которой скучаешь, знаете ли. А почему у меня здесь все получилось? – подвыпивший хозяин хитро улыбнулся – А потому, что я нашел то, хранителем чего называл себя тот старик. Вот так!» «И что же это было?» – в один голос спросили Маша и Иван. Но Сергей Владимирович отрицательно покачал головой: «Все увидите завтра. Это нужно смотреть только на трезвую голову и при дневном свете. Спокойной ночи!» Портье провел их по винтовой лестнице на второй этаж и показал две смежные и очень, как показалось Ивану, комфортабельные комнаты. Маша и младший Иван уснули мгновенно, а вот самому Ивану не спалось. Он знал за собой это парадоксальное свойство: если ему случалось выпить лишнего, то он долго не мог уснуть, но зато просыпался раньше кур. Он поворочался в кровати какое-то время, а потом ему страшно захотелось курить. Кое-как одевшись, он на цыпочках проскользнул по коридору и спустился вниз. На стойке портье горела настольная лампа, но самого пожилого господина не было. Подойдя к входной двери, он обнаружил, что она заперта. Но оказалось, что ключ торчит в замке и обрадованный Иван вышел на улицу. Остерия была освещена, а рядом стояло несколько кое-как припаркованных машин. Слышалась мелодичная музыка и пение. Да, подумал Иван, беспокойная, видать, работа у Сергея Владимировича. Интересно, кто это так интеллигентно гуляет в его заведении? Покурив, Иван вернулся в дом и бесшумно повернул в замке ключ. За стойкой по-прежнему было пусто. Иван уже направился было к лестнице, как вдруг услышал за спиной легкий перебор струн. Он оглянулся. В самом дальнем и самом темном конце вестибюля по-прежнему горела свеча, но теперь она освещала фигуру женщины в длинном платье с большой лютней в руках. Иван остановился и пригляделся. Что-то в этой женщине показалось Ивану странным и, чтобы разглядеть ее получше, он сделал несколько шагов в ее сторону. Женщина подняла голову от лютни, увидела Ивана и тихо сказала: «Добрый вечер». Иван подошел еще ближе, остановился, тоже сказал: «Добрый вечер – и добавил – Вы по-русски говорите, как это приятно». «Я? – как будто удивилась женщина – Не знаю. Я просто говорю и все, просто говорю» – и снова тронула струны. «Вы тоже здесь остановились?» – спросил Иван. «Нет, я тут живу. Уже давно. Сперва было светло, потом стало темно, а потом снова стало светло. Я и живу. Вон там» – и она показала на стену у себя за спиной со смутно видневшимся фрагментом нарисованного пейзажа и частью какой-то постройки. «Но там же стена» – вырвалось у Ивана. «Разве?» – отозвалась женщина. «Пейзаж и какая-то руина вроде бы» – пробормотал Иван. Женщина кивнула: «Это хлев. Там еще раньше мальчик был. И ангелы были. И ослик». Иван не верил своим ушам: «А вы?..» «А я над мальчиком молилась – женщина вздохнула – У одного ангела было вот это – она тронула струны своей лютни – но он пропал, а она осталась». Иван вгляделся во фреску и увидел фрагмент какой-то фигуры с пустыми руками, в которых и впрямь могла бы поместиться лютня. «Но ты не вставай на колени, ладно? – сказала женщина – Я не Она. А ты можешь сесть вон туда». Иван сел на диванчик у стены. «Они зажигают свечи. Мне светло, и я вот играю. Научилась». Иван смотрел на женщину во все глаза и молчал. А она снова заиграла, негромко перебирая струны. Господи, изумился Иван, да это же «Выхожу один я на дорогу», быть такого не может. «Красивая песня, правда?» – спросила женщина. Иван кивнул: «А откуда вы ее знаете?» «Девочки пели и мальчики, когда снова стало светло – ответила женщина – Там слова красивые про сияние голубое и звезды, которые говорят». Она тихо и мелодично запела. Иван замер. Когда пение стихло, Иван спросил: «А почему… – он замялся, подбирая слова – Почему они стоят на коленях и зажигают свечи, а вы не Она» – он запутался в словах и замолчал. «Она мало где нарисована – вздохнула женщина – они своих любимых рисовали, а говорили, что Ее. Или думали, что Ее. А я не Она. Я только над мальчиком молилась». Женщина снова заиграла и тихо запела по-итальянски что-то совсем Ивану незнакомое, но совершенно прекрасное. Закончив, она улыбнулась Ивану: «Он ее часто просил ему петь, когда работал». «Кто?» осторожно спросил Иван. «Филиппо – ответила женщина и вздохнула – А потом они оба ушли. А я осталась. И молилась, пока не стало темно». Иван притих. Вдруг звякнул дверной колокольчик. Женщина подняла голову и улыбнулась: «Мне надо молиться». Иван оглянулся на звук колокольчика, а когда повернул голову, то женщины уже не было. Догоревшая свеча потухла и изображения на стене не было видно. По полутемному вестибюлю, шаркая ногами в тапочках без задников, шел портье отворять входную дверь ночным гулякам. Иван тихонько прошмыгнул у него за спиной, поднялся в номер, умылся, лег тихонько рядом с Машей и быстро заснул. Проснулся он с рассветом, когда все еще спали. Умывшись и одевшись, он сбежал вниз и кинулся в глубину вестибюля к стене с фрагментом фрески, изображающей молящуюся женщину. Женщину Иван сразу узнал и залюбовался красотой живописи. Сейчас вестибюль уже был прекрасно освещен утренним мягким светом, лившимся из высоких узких окон, и оказался очень нарядным. Иван вышел на улицу и пересек дорогу, гадая, когда остерия откроется. Но она была открыта. За столом возле окна он увидел Сергея Владимировича, занятого какими-то подсчетами. «Доброе утро!» – сказал Иван. Сергей Владимирович поднял глаза и улыбнулся: «Как спалось?» «Прекрасно» – кивнул Иван и следуя приглашающему жесту хозяина, сел напротив него. Что-то во взгляде Ивана удивило Сергея Владимировича, и он спросил: «Что такое?» Иван многозначительно молчал. «Не может быть!» – ахнул Сергей Владимирович. Иван кивнул. «Вы с ней говорили?» «Да – ответил Иван – а еще она пела». «Фантастика! Да вы счастливчик». «Но что же это за чудо такое?» – спросил Иван. Сергей Владимирович улыбнулся: «Расскажу с удовольствием…» «Ой – перебил его Иван – давайте Машу с Иваном подождем, ладно?» «Конечно! А вам сейчас нужен кофе». Через пару часов все позавтракали, и Сергей Владимирович рассказал такую историю. Когда в будущей гостинице начался капитальный ремонт, один из неторопливо работавших штукатуров (они тут, к нашему счастью, вообще все работают неторопливо, заметил Сергей Владимирович с улыбкой) увидел, что под негодной краской как будто виднеется живопись, то это вызвало всеобщий интерес. Стену с живописью пока оставили, а остальные тщательно обследовали. Но живопись была только на одной стене. Тогда Сергей Владимирович созвонился со своим московским знакомым, Артемом Киракосовым, который преподавал в Строгановке реставрацию, и уговорил его приехать на лето в гости, захватив с собою нескольких студентов посмышленее. Артем привез пятерых – трех девушек и двух парней. И они за лето полностью расчистили чудом уцелевший фрагмент росписи. И что интересно, между стеной с фреской и покрывавшей ее краской обнаружился, какой-то желатинообразный промежуточный слой, как бы защищавший живопись. То есть кто-то сперва покрыл стену этим составом, а потом замазал масляной краской. Уж не об этом ли твердил старик-хранитель? Теперь вопрос, что заставило этого человека так поступить? Точно никто, конечно, не знает, но можно предположить, что фреску он спрятал от наступавших союзников, так как ходили слухи, что в провинции бесчинствуют искатели сокровищ Возрождения. Тащили, говорят, все подряд, выламывая, в том числе, и фрески. Вот он и спрятал свое сокровище до поры, а потом повредился рассудком и не заметил, что война давно закончилась. Возможно такое? Вполне. «Вот что мне непонятно – поразмыслив, сказал Иван – как получилось, что я понимал язык этой дамы? Я же по-итальянски знаю всего-то несколько фраз». «Потому, что это живопись! – вдруг осенило младшего Ивана – Ей переводчик не нужен». Самойлов одобрительно кивнул и даже тихонько поаплодировал младшему Ивану, а потом сказал: «Вот вы вчера спрашивали, почему я выбрал Италию. В том числе из-за того, что такие чудеса здесь не только возможны, но они и в самом деле случаются». «А почему у этой женщины такой необычный репертуар?» – спросила Маша. «Да потому, что ребята все время что-то пели во время работы. И славно так пели, надо сказать. Вы еще не слышали, как наша прекрасная госпожа поет Окуджаву!».