– Своих бы не потревожить с пьяных-то глаз!
– У наших – занавески в окнах, а у евреев – стекла закопченные.
– Не местный, что ли?
– Мы из северных краев, с живинкой, с огоньком!
– Что до огня, так и без вас душа горит, а помощь примем.
– Есть дома, где просвещенные живут, без пейсов и бород. У них чисто, хоть и бедно.
– А которые из местечек, те вовсе нищета – ни богу свечка, ни черту кочерга.
– От голытьбы какая пожива? Только девки и бабы!
– Мало разве?
– В богатых домах золотишко припрятано, есть мебеля, посуда, одёжа, амбары ломятся.
– Добро их у нас украдено!
– Точно! Вернем свое, ребята!
Живут в Божине и хасиды, и хасидоборцы, и просвещенцы. И все антагонисты яростные. Говорят, вражда меж близкими непримирима, а пришла общая беда, и оставили усобицу до лучших времен. Вместе плачут и вместе убиенных хоронят. “Свой своему, свой своему…” – без устали напоминают сами себе божинские евреи.
Ашер и Пнина после свадьбы поселились в доме Авигдора. Крепок забор, тяжелы засовы, глубок подпол, велика надежда уцелеть. Ашер просвещенец и думает широко. “Разве звери они? Обманутые, несчастные!” Он вышел из ворот, книгу держит над головой. “Братья, остановите бесчинство! Светочи мысли взывают к нам: гуманностью уподобимся творцу!” Да кто ж стерпит еврея-краснобая? Окружили Ашера братья, повалили наземь, били коваными сапогами, покуда дух не испустил.
3
Европа осудила восточного соседа. Барон Шпигель, супруг новообращенной христианки Ревекки, принял на себя благодарную миссию – цивилизовать варварские края. Не в Божин, но в Северную Пальмиру направил он стопы свои. Столичный царедворец успокоил встревоженную совесть барона: мол, лучшие правительственные умы понимают, не гоже евреев чересчур теснить, а лучше добавить им чуток свобод, дабы польза вышла империи.
Благополучные немецкие иудеи, разбуженные просвещенцами Натаном и сыном его Ицхаком, сделали чрезвычайный сбор и переправили деньги несчастным соплеменникам, избитым и ограбленным на пиршестве патриотического духа.
Дов, удачный сын Авигдора, взывал к отцу с матерью, к сестрам и брату, умоляя бежать из проклятого Божина и переселиться к нему в тихий Антверпен. Да разве легко подняться, да и как решиться? Бросить, продать, забыть?
4
“Плачь, плачь, пчелка моя… Как тяжело на сердце… Две дочери, две жемчужины, две вдовы молодые…” – говорит жене Авигдор. “Не покинем Божин. Здесь любовь наша родилась, здесь и умрет она вместе с нами…” – невпопад отвечает Двора.
