Ариатар усмирил свою гордыню ради Эльсами, он смог совладать со своим характером, хоть нельзя сказать, что это так легко ему удалось. Но он все-таки справился, вовремя… почти вовремя воззвав ко второй стороне своей натуры. А Касти же…
К сожалению, в ее случае мягкость и гибкость эльфийского характера не смогла победить гордость и высокомерие демонов.
И благодаря им, в Новогоднюю ночь и собственный день рождения Кастиэльерра осталась одна.
Устав от долгой разлуки, не в силах терпеть одиночество и переносить тоску, снедающую ее изнутри, дочь Повелителя не выдержала и лично написала и отправила ему приглашение на бал. Она не видела аронта уже без малого тридцать пять невыносимых долгих лет, и это фактически вынудило ее сделать первый шаг. Она сама пошла ему навстречу, усмирила гордость, позвала его в самую важную для нее ночь. Вот только…
Лиꞌрен не пришел.
Ни вчера, ни сегодня.
И это ее убивало.
Всхлипнув, Кастиэльерра закрыла глаза, пытаясь сдержать поток рвущихся наружу слез. Это было сложно, но уже так привычно, хотя, как и прежде, невыносимо больно. И в этот раз, не испытывая поддержки родных, успокоиться было гораздо труднее, чем раньше.
Но она справится. Она обязательно со всем справится…
Только как?
Прийти в себя ее заставила только тишина, что царила за окном. Не сразу эльфийка поняла, что это значит, а когда догадалась, из ее груди вырвался тяжкий вздох. Дни в Эштаре зимой были короткими, и на улице уже смеркалось – наверняка ее семья и все остальные к этому времени перебрались в малую столовую, чтобы разделить праздничный обед в хорошей компании. Идти туда сейчас Кастиэль совершенно не хотела, но так было нужно. Она прекрасно понимала, что пройдет буквально полчаса, а может и меньше, и на пороге ее комнаты возникнет кто-нибудь из родных.
Огорчать их действительно не хотелось. Как и видеть их сочувствие, а может и жалость.
В голове эльфийки промелькнул укоризненный голос ее брата-близнеца и Кастиэль, поморщившись, все-таки открыла дверцы шкафа. Похоже, что она снова впала в полное уныние, раз Ариатар почувствовал ее состояние, не смотря на все возведенные ментальные щиты.
Это было плохо. Но уже неизбежно.
Не обратив ни малейшего внимания на платья, висевшие внутри, девушка быстро переоделась, выбрав в качестве наряда узкие лосины и серую тунику, которая держалась на одном плече, открывая второе и обнажая хрупкие ключицы. Забрав длинные, стального оттенка волосы в высокий хвост, она обула домашние туфли на плоской подошве и, закрыв шкаф, все-таки покинула спальню, хоть и с большой неохотой.
