Так или иначе, но я был единственным живым существом, которым она дорожила на этом свете.
– А ты терпеливый, – усмехнулась она. – И упрямый. Но я упрямее.
Ральф молча смотрел на неё. Он даже руки в кулаки не сжимал. На его лице не дрогнул не один мускул, оно оставалось таким же спокойным и меланхоличным, как и до этого. Лишь дыхание немного участилось, да на скулах вспыхнул лихорадочный, яркий румянец.
– Ты – дочь Снежаны? – тихо проговорил он, дыша чуть чаще.
– Именно так. Ваша с нею дочь, плод вашей преступной страсти. Я не обезьянка, но тот ещё урод. Я тебе нравлюсь, папочка?
На губах Ральфа выступила кровь. Он не пытался её сглатывать, и она тонкой чёрной змеёй заскользила вниз по его губам.
В красоте Синтии тоже было что-то змеиное, опасное, обволакивающее, как наркотик. Облако волос окружало её ангельское лицо, мелкими кольцами вилось у висков.
– Ты… не похожа… на свою мать… – выдохнул Ральф, на миг прикрывая глаза ресницами.
Трудно сказать, от боли физической или моральной.
– А этот юноша? – он перевёл взгляд на меня. – Он твой брат?
– Да.
Взгляд Ральфа был пристальный, словно он пытался отыскать сходство. Поймать призрака. Я сам много и часто занимался этим. Искал сходства с прошлым в тех, с кем сводила меня жизнь на этот раз.
– Он тоже… мой сын? – усмешка Ральфа была горькой. – Но … где же она сама?
– Кто? – ещё выше подняла идеальные брови Синтия.
– Снежана? Ваша мать?
– Там, где ей и полагается быть, – зло засмеялась Синтия. – Догнивает в своей могиле. От неё вряд ли и кости ещё остались?
Он выпрямился, отодвигаясь от спинки кресла.
Схватив Синтию за руку, резко поднялся, сбрасывая её с колен, утирая тыльной стороной ладони второй руки кровь с губ. Видимо, боль, терзающая его тело, была мучительна, потому что на мгновение чисто рефлекторно он согнулся, прижимая ладонь к животу, сплёвывая на пол кровяные ошмётки.
Но он тут же выпрямился, переводя взгляд с Синтии на меня и обратно.
– Что это за бред? Она сумасшедшая?
Я покачал головой:
– Понимаю, в это сложно поверить, но всё это правда. Я и моя сестра – мы оба дети твоей сестры. И да, наша мать давно умерла. Как и все остальные наши родственники.
– Это невозможно!
В его голосе прозвучала такая страсть и злость, какую не ожидаешь встретить в столь изнеженном, хрупком создании.
– Всего этого не может быть! Я должен был умереть первым, а не пережить всех! И вы не можете быть моими детьми. Это же абсурд?
– Я не твой сын в любом случае, – поспешил успокоить я дядюшку. – Моим отцом был Амадей.
