– Вот, послушайте, какие мне дают рейтинги…
– Да какие у вас рейтинги! – разозлилась я, когда мы уже приземлялись. – Вы знаете, что моя книга уже на первом месте в рейтинге бестселлеров во всех магазинах Москвы? А ваша книга, между прочим, в конце всех рейтингов плетется! Вот это – реальные рейтинги.
Я знала, что это удар под дых. Вернее, по писательскому самолюбию. Причем удар несправедливый, потому что его книжка сделана совсем недурно. Но иного средства воздействия, кроме шоковой терапии, в моем арсенале уже не оставалось.
– Ах так?!? – заорал Кох с моментально загоревшимся маниакальным азартом в глазах. – А вот мы сейчас приземлимся и проверим в аэропорту, чья книжка лучше расходится!!!
И, едва выйдя в зал прилета «Шереметьево-1», мы, как два маньяка, одержимых нарциссизмом, моментально позабыв, что Родина в опасности, отпихивая локтями друг друга и не вовремя попавшуюся под ноги изумленную публику, наперегонки бросились к книжным лоткам. Это была моя сокрушительная моральная победа. В первых двух ларьках книги могильщика НТВ Коха не оказалось вовсе.
– Так ведь это же значит, что ее всю раскупили! Это же прекрасно! – радовался, как ребенок, Кох.
– Не раскупили, а не завезли. Расходится плохо, вот мы и не заказали, – быстро вернула его с небес на землю продавщица.
«Байки» были выставлены везде. Наконец, в третьем киоске мы отыскали «Ящик» Коха. Трагикомедия с продавщицей, у которой мы пытались узнать «рейтинги», едва поддается описанию. Она в тот момент разговаривала с кем-то, кажется с любимым человеком, по телефону. Разговор был явно тяжелым.
– Вася, ты меня неправильно понял… – с похоронным выражением на лице говорила она в мобилу. Тут Кох подскочил к ней и, как джентльмен, чтобы не мешать ее личному разговору, начал молча тыкать пальцем в «Байки» и одними губами спрашивать: – Сколько экземпляров продали сегодня? Но Вася явно ничего не желал понимать, и поэтому женщине уже было ну совершенно пополам, что у ее киоска приплясывают от нетерпения с нездоровым блеском в глазах авторы двух выставленных у нее на прилавке бестселлеров.
– Вася, я тебе клянусь, Ты меня неправильно понял. Ничего такого не было… – совсем уже упавшим голосом уговаривала она трубку.
Тут продавщица заметила, наконец, Коха, расшифровала его пантомиму по поводу моей книги и с какой-то горечью сунула ему в лицо свою растопыренную ладонь: пять экземпляров. Но Кох, разумеется, не унимался и опять начал приставать к бедной женщине теперь уже со своей книжкой. Тут киоскерша обернулась и так показала нам один палец, что разночтений в том, что это – фигура, а не цифра, быть не могло. Мы с Кохом обменялись книжками (причем каждый купил в ларьке свою книгу и передал конкуренту) и разошлись по углам писать язвительные дарственные надписи. Я, памятуя, что Кох как-то раз назвал себя «великим русским писателем», разумеется, вывела на титульном листе: «Великому русскому писателю от великой русской писательницы». Алик примирительно написал мне: «Жаль, что приходится конкурировать. Если бы договорились, могли бы поделить рынок».
