— Вы, кажется, падре, изволили сказать «Vaquero»? Иисус Мария, это прозвище частенько было у меня на слуху… Особенно с тех пор, как я въехал в ваши края. Не просветите ли подробней, ваше священство?
Винсенте опять с беспокойством зыркнул на аршинную спину настоятеля, тут же на сморщенную, словно ссохшийся абрикос, физиономию брата Оливы, Ривьера, Себастьяна и…
Дон приметил странную жесткость во взглядах притихших и какую-то потайную искру, мелькнувшую в глубине глаз Аракаи.
— С кем вы повстречались в ущелье, дон Диего? — вопросом на вопрос ответствовал Игнасио. Голос доминиканца прозвучал столь буднично, будто он справлялся о погоде, но губы при сем были бледны как никогда.
— Они шли за нами от самого Керетаро. Мои слуги пытались осадить их… — майор отхлебнул вина и замолчал.
— Их убили? — брат Ривьера нервно скребнул ногтями по столу.
Андалузец мрачно кивнул головой.
Кнут Аракаи замер. Крупная голова накренилась, взор задержался на черных окнах.
— Убили… я так и думал.
Стекла вдруг задрожали от твердого, словно камень, ветра, скакнуло пламя свечей, и где-то как будто охнула половица.
Монахи перекрестились, взяв равнение на распятие, а сержант шепнул с оглядкой:
— Я вот что думаю… Не дано человеку тягаться с дьяволом…
Винсенте Аракая, прищурившись, заглянул в глаза офицеру:
— Уж не с Консепсьоном ли свела вас тропа нос к носу?
— Уверен, что нет. А кто такой Консепсьон?
— Консепсьон… — зловещим эхом разнеслось по залу.
— Эй, послушайте! — де Уэльва вскочил на ноги.—Объясните вы наконец! Vaquero… Теперь еще Консепсьон! Мне осточертели ваши кошачьи шажки вокруг да около. Падре! — он тряхнул кудрями. — Сходите хоть раз по-крупному!
— ОН — никто. ОН — видение из кошмара! — настоятель был как обычно терпелив и серьезен. — Vaquero Concepcion — это полное его прозвище… Вы слышали что-нибудь о Черных Ангелах?
Испанец отрицательно качнул головой:
— А эти чем знамениты?
— ОН вместе с ними наводит ужас! — Винсенте зло боднул взглядом майора.
Дрова в камине взорвались огнистым треском и пали; трапезная нырнула в потемки. Синеватые отсветы легли на бледные пятна лиц, превратив их в жуткие маски. Слева от дона Диего что-то прошамкал Олива. В медных складках его кожи светились два зеленоватых холодных зрачка. Голова коррехидора совсем пропала в тени плеч, и только горбатый нос красным клювом торчал оттуда. Настоятель, напротив, как будто вырос, а твердые черты его лица приобрели каменный рельеф.
