Они миновали высоченную и одинокую, как перст, скалу, кою трапперы-гринго окрестили «Shit Foot»40, и пересекли Рио-Мангас в верхнем рукаве реки — там, где вода едва достигала коням до бабок. По левому берегу, следуя вниз за течением, они проехали мимо картофельных и кукурузных посадок, оставили с восточной стороны могучий хребет Сан-Рафел и прямиком врезались в сыристую прохладу леса, что к западу от миссии.
Там, впереди, за притихшими стволами дремали гороховые поля. Всадники притомились: тяжелая еда, долгий путь до миссии, и вновь качка в седле, только теперь ночная, с нервами на пределе… Однако остановок они не делали. Капитан был суров и категоричен. Прошло два долгих, томительных часа тряски по тропе вверх и вниз, через взгорья и лощину, звенящую многими бродами.
Луис не разрешил запалить даже факел, когда пробирались лесом… В течение последнего часа все четверо чувствовали чье-то незримое присутствие. Никто из них за всё время от ворот миссии не приметил ни краснокожих, ни чиканос, ни даже конского следа, лишь выдутые ветрами камни и ощущение таящейся угрозы враз отрезвило всех. Нервы натянулись, как тетива лука.
Капитан понимал: нужно как-то разрядить обстановку, и поэтому, когда они въехали в чащу, решил прервать гнетущее молчание:
— Как настроение, Сыч? — он сказал тихо, но так, чтоб его голос был услышан и следующими позади драгунами.
Метис что-то буркнул под нос, скосив настороженный взгляд на Луиса.
— Я понял, — де Аргуэлло ловко поднырнул под очередной веткой, — настроение у тебя на все сто: волки в желудке не воют, впереди славная охота, да и погода —грех жаловаться… Луна — добрая помощница, а, дель Оро?
Сыч ухмыльнулся, думая о своем, и протянул в ответ:
— А всё-таки круто мы въехали в Санта-Инез, дон? Дым и сера! Вы видели, как косились их бабы! А мужики выворачивали глаза, как загнанные жеребцы… Зря, черт возьми, вы не дали мне разделаться с этим доминиканцем…
«Ай, дель Оро… Наглый самец, с тем самым пузырем жестокости и зла за душой, чтобы выжить в диких краях, но маловатым для того, чтобы порвать с бродяжьей жизнью… И всё-таки ты, дурак, — подумал Луис, — псом жил, псом и помрешь. — И тут же удивился: как это Сыч дожил до тридцати лет? Но сам и ответил: — пожалуй, потому, что думать в этих краях надо только о себе. Что этот сукин сын и делает».
— Ладно, что было — то было. Хватит ерошить перья, дель Оро!
Метис с неохотой заткнулся, сунув трубку в рот и, не разжимая челюстей, процедил:
