Пару раз удары священника загоняли его в узкий проход корраля, где зычно ревела недоенная скотина. Он поднимался, падал и вновь вставал, умызганный слякотью навоза, облепленный сеном и пухом птицы.
Шарахаясь из стороны в сторону, он попытался отбежать, но метнувшийся следом кулак Игнасио настиг его, точно брошенный камень. Цокнули зубы, рот Рамона наполнился кровью. Утробно рыча, он схаркнул красной слизью вперемежку с белой эмалью и пал на колени.
«Господи, помилуй меня, грешного», — спазмы удушья рвали нутро настоятеля Санта-Инез. Запаленные дракой легкие вздымали широкую грудь подобно кузнечным мехам. Утираясь жестким рукавом рясы, монах мельком глянул на разбитые в кровь костяшки кулаков, что-то пробормотал и под пристальными взглядами присмиревших драгун поспешил к девушке.
Родители Сабрины целовали заступнику руки, расточали хвалу, не скрывая слез благодарности, но падре уже склонился в заботе над мексиканкой.
— Дитя, ты в порядке? — руки Игнасио прикрывали непристойную наготу.
От внимательного вопроса она лишь сильнее разрыдалась. Ощутив покровительство и защиту, Сабрина более уже не в силах была сдерживать чувства. Брови и нос заалели ярче, глаза закрылись, и сквозь слипшиеся, мокрые ресницы хлынули слезы.
— Воды! — повелел падре, но в это мгновение яростный крик за спиной заставил всех повернуться.
В тридцати футах от них, задрав в небо каблуки сапог из кожи ящерицы, корчился волонтер дель Оро. Его рука, сжимавшая саблю, была зажата в железных тисках капитанской краги.
— Помнишь, я говорил тебе: «Берегись, приятель, я доберусь до тебя!» Вот так и вышло. — Луис улыбался.
Сыч раззявил испуганно рот, показав искрошенные пеньки зубов.
— Улыбка в тридцать два зуба — хорошее настроение, «маэстро де кампо», не так ли? О, да что с тобой случилось, похоже, ты целовался с кобылой, а?
Сабля выпала из руки метиса, он подвывал от боли — пальцы Луиса едва не сломали кость.
— Уж больно ты лихо скачешь, Сыч. Смотри… как бы не сломать шею.
— Простите, дон, — Рамон преданно заглядывал в глаза капитану.
— Ай, дель Оро… ты прост, как мычание, — сын губернатора покачал головой, — в который раз я слышу эти слова… Ужели проповеди падре Игнасио не научили тебя ничему?.. А ведь я предупреждал тебя, красная обезьяна, падре — кремень… с ним шутки плохи…
— Хозяин, я не подумал… я…
— Радуйся, что у тебя тело как у быка. Головой ты себя явно не прокормил бы. Ладно… — капитан бросил пистолет в кобуру. — Ты и на этот раз выжал из меня жалость. Живи. И выжги себе на лбу: шучу здесь только я! А теперь сделай так, Сыч, чтоб тобой не воняло.
