Всего час назад они миновали пустынное ущелье, в которое так боялись въезжать, и вот теперь оно, похоже, не отпускало Диего.
— Тереза, — майор крепче сжал пальцы девушки. — Настало время. Скажи, ты сделаешь всё, как я просил? — он ласково посмотрел в ее потемневшие, как вечер, глаза. — Я обязан пойти на это.
— Да, — она неуверенно кивнула головой, глаза туманили слезы. — Что будет с тобой? — она припала губами к его руке.
— Не знаю, но надеюсь на лучшее. Счет покуда не в нашу пользу, и я должен исправить его. Кровь Гонсалесов стучит в моих жилах… Ну… — он поцеловал ее волосы,— мне пора, еще чертова уйма забот…
— Забот уйма, а я одна! — Тереза не отпускала его руку. — Я боюсь, боюсь… Возьми меня с собой! Я буду…
— Нет! — Де Уэльва вырвал руку. — Ты нужна здесь. И закончим. — Он пристегнул шпагу, поправил сбившееся на коленях девушки одеяло.
— Будьте осторожны. Сверхосторожны! — Тереза не знала, куда девать руки.
— Не бойся. Сейчас я ни чем не дорожу так, как своей жизнью… Она слишком нужна Мадриду и тебе.
— Господи, Диего, ты же с утра ничего не ел!.. Я сейчас, — она хотела было открыть корзину со снедью, но он остановил девушку жестом:
— Еcли кому-то из нас нынче сделают дыру в животе, дорогая, то лучше ее получить на голодный желудок.
Тереза перекрестила любимого и, размазывая слезы по щекам, прерывисто прошептала:
— Я присмотрю за отцом… Не волнуйся… Я люблю тебя! — Она в последний раз прильнула к нему, как гонимый ветром листок.
Он улыбнулся, поцеловал на прощание любимую в щеку и… хлопнула дверца экипажа. Позади кареты майора дожидался Мигель. Он неторопливо одергивал ремни и пряжки на иноходце господина, временами бросая взгляд на ухо-дящую к побережью тропу. Похоже, он не чувствовал пронзительного утреннего холода — ворот хубона1 был широко распахнут, обнажая рельефную грудь, такую же темную, как и его кожаная куртка.
Без слов он помог дону вскочить в седло, подал оленебой.
Пока Диего плотнее запахивал двубортный каррик и проверял оружие, Мигель, поднырнув под шеей своего жеребца, точно невзначай подошел к империалу.
— Это ты, Мигель? — каретная дверца легко распахнулась.
На него удивленно смотрела Тереза. Драная юбка от порывистого движения поднялась вверх, и глазу Мигеля открылась гладкая и лоснящаяся кожа ног. Он кое-как отвел взгляд и неловко потер обросшую жесткой щетиной скулу.
Сеньорита понимающе улыбнулась и без тени смущения одернула юбку.
«Ну девка!» — юноша судорожно сглотнул, чувствуя, что, как обычно, не в силах оторваться от нее. Изумрудные глаза на овальном лице с высокими скулами вызывали у Мигеля дрожь в позвоночнике, а золотистая кожа, без пудры и помады, приводила просто в восторг. Вообще, женщины всегда разочаровывали Мигеля. Сколько помнил, они всегда предавали его. Даже последняя подружка, дочь рыбака Хавьерра чернобровая веселушка Мерида, после трех месяцев их любви оказалась такой же мерзавкой, как и все остальные. «А ведь как она слезно клялась в верности… Да и жили мы душа в душу… Но Тереза!..» — он поперхнулся волнением и сплюнул.
