* * *
Мулат Ипсилон, пятнадцать лет кочующий под парусом с Коллинзом, был, пожалуй, единственным человеком на «Горгоне», понимающим толк в стряпне. Именно поэтому, несмотря на темный цвет его кожи, Гелль многое спускал мулату, терпел его болтовню, помня о том, что в противном случае ему, да и всей его своре, придется жевать сырую солонину с каменными сухарями.
— О-ля-ля! — срываясь на фальцет, протянул кок. — У вас, похоже, совсем стерлись клыки, капитан. Вы так и не ковырнули вилкой любимого тунца.
Гелль пропустил мимо ушей трескотню мулата и прикрыл зевок кружевным манжетом. Он думал о предстоящей схватке с русскими за таинственный, не дающий ему покоя пакет, что сулил добрый куш, куда более заманчивый, чем обычный грабеж английского «купца» или испанского галеона. Однако открытый бой с шестидесятипушечным фрегатом пугал. И капитан, истребляя рок-айлендский табак, все более сходился на мысли, что нет нужды разорять улей, когда есть горсть других способов добраться до меда. Рисковать же собственной шеей под старость лет, даже за всё золото мира, Геллю Коллинзу не хотелось.
Сухопарый Ипсилон, подавившись своей воркотней, утих; собрал посуду и молча покинул каюту, оставив хозяина с кубком мадеры да вечно дымящейся бэртинследской трубкой.
Когда дверь за ним проскрипела, Гелль вытянул свои жилистые ноги, вытащил из-за пояса пистолет, врезавшийся рукояткой в ребра, и придавил им Библию, лежавшую на столе. Льдистые глаза устало обвели знакомую «бухту»: цветные стекла витража, украшавшие вход на балкончик, выступавший над рулем; наборный потолок, расшитый багетом, тяжелый бархат портьер, прожженный местами сигарами, и роскошная кровать, снятая с португальского «приза»60, увитая плотной резьбой с купидонами61 и океанидами62.
Коллинз тряхнул сальным хвостом косицы, пустой кубок опустился на дубовый стол.
Они уже четвертый день не теряли из виду русский корабль, с тех самых пор, как в тумане у островов Королевы Шарлотты с фок-мачты донесся крик марсового Рэя:
— Эй, на палубе, эй-хой! Гюйс на волне! Похоже, то, что мы ищем, сэр!
Рэй не ошибся. Этот сакс в кожаной куртке, вечно пропитанной ромом, как губка водой, глаз имел соколиный.
Русские, по всему, в тумане не заметили черный силуэт «Горгоны», а Гелль ударил тростью по лееру, сухо отдав команду:
— Готовься с обоих бортов… калить ядра!
Сам же, потребовав «стекло», принялся бойко карабкаться вверх по вантам к смотровому «гнезду», покуда не стал казаться с палубы не крупнее каминного подсвечника. Там, наверху, он долго слезил глаз в подзорную трубу, угадывая настроение и курс фрегата.
