Мне уже приходилось говорить в свое время, и я считаю себя обязанным сказать об этом, с трибуны III съезда писателей Советской России — сказать о том, что с высоты времени, на которую художники поднялись за послевоенные десятилетия, им открылись более широкие и глубокие дали. И это хорошо. Плохо то, что некоторые наши товарищи, взяв для отправной своей мысли этот неоспоримый факт, сделали из него совершенно неожиданный и мало радующий нас вывод. С легкостью необыкновенной они готовы были если не отбросить начисто, то хотя бы замолчать произведения, созданные во время войны и в первые послевоенные годы и в силу уже одного этого несущие, мол, на себе неизбежную печать лакировки и бесконфликтности. Речь тут могла идти о книгах, без которых нам невозможно представить советскую литературу вообще.
Согласись мы с такими бойкими «теоретиками», могли бы вылететь с книжных полок и первая часть шолоховского романа «Они сражались за Родину», и «Нашествие» Л. Леонова, и знаменитый рассказ А. Толстого «Русский характер», и «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, и «Март—апрель» В. Кожевникова, и «Морская душа» Л. Соболева, и «Народ бессмертен» В. Гроссмана, и «Белая береза» М. Бубеннова, и «Честь» Г. Баширова, и «Волоколамское шоссе» А. Бека, и «Генерал Доватор» П. Федорова. Вылетели бы и такие вещи, как «Звезда» и «Весна на Одере» Э. Казакевича, «Семья Рубанюк» Е. Поповкина, «Человек не сдается» И. Стаднюка, замечательная публицистика времен войны И. Эренбурга, Б. Горбатова, В. Вишневского, Н. Тихонова, В. Полторацкого, В. Инбер, А. Кривицкого, Л. Кудреватых, изумительные фронтовые миниатюры Эффенди Капиева, «Кавказские записки» В. Закруткина, роман старейшего татарского писателя М. Амира «Чистая душа» и многие другие художественные ценности непреходящего значения. Следуя по этому неразумному пути, мы могли бы списать творчество таких великих сынов наших братских народов, как Сулейман Стальский, Гамзат Цадаса, Али Шогенцуков, как многие другие классики нашей многонациональной литературы.
Я убежден, что, следуя именно этой весьма сомнительной логике, некоторые критики пришли к проповеди антигероя. С каких-то пор они все чаще и настойчивее стали твердить о некоей «окопной правде», противопоставив ее правде командного пункта. Книги, написанные с этих позиций, немедленно берутся на вооружение нашими идейными противниками на капиталистическом Западе. Делаются, однако, попытки ревизовать героическое начало в нашей литературе и там, где, казалось бы, не дано для этого решительно никакого повода.
