Ты мой яд, я твоё проклятие. Книга 1 | страница 3



Тут в коридоре послышались шаги.

Снова напомнив себе тигрицу, я метнулась к кровати. Встала сзади, в обнимку со столбиком балдахина, так, чтобы видеть входящего и одновременно чтобы не быть сразу им замеченной. Но предосторожности показались смешными, когда в дверь постучали и мягкий женский голос спросил:

— Нейди… вы проснулись? Позвольте войти.

Служанка. Судя по тону, по этой привычно подчинённой манере обращения. Обычная служанка, которую послали за мной.

Я ничего не ответила, но через пару секунд замок открылся и дверь распахнулась. На пороге и впрямь оказалась девушка в типичном платье горничной: тёмно-серое платье до полу, чистый передник и чепец.

Она растерялась, не обнаружив никого на кровати, кажется, даже испугалась. Шагнула вперёд с обеспокоенным выражением лица, но тут же остановилась, заметив меня. Согнулась в поклоне.

— Прошу прощения за беспокойство, нейди. Прошу вас проследовать за мной.

Что ж, делать нечего. Надо пойти, встретиться наконец с хозяином дома и узнать, что от меня хотят. Надеюсь, пытать не станут.

Скрывая дрожь в руках и стараясь прямо держать спину, я кивнула и величественно вышла из комнаты. Служанка семенила чуть позади, мягко подсказывая, куда нужно свернуть.

— Чей это дом? — спросила я как бы невзначай.

— Простите, нейди, мне не дозволено отвечать на ваши вопросы.

Что ж, я не особо-то и надеялась.

Наш путь завершился в маленькой столовой: высокий длинный стол, рассчитанный персон на десять, в конце зала камин, над которым тускло сияет зеркало. А у окна, заложив руки за спину, стоит одетый по последнему слову моды высокий широкоплечий мужчина.

Услышав наши шаги, он обернулся. Я сразу отметила чувственный, изогнутый очерк верхней губы — и контрастирующий с этой чувственной мягкостью холодный, злой, презрительный взгляд. Мужчина был хорош собой, но взгляд пригвождал и резал с ледяной бесстрастностью учёного. На миг мне показалось, что ветер донёс запах болота и тошнотворно-притягивающий аромат адолеев — ядовитых цветов Лавранта. Я тут же мысленно обругала себя: какой ветер в закрытом помещении?

— Можешь идти, — сказал он служанке.

Я ждала, что он позволит мне сесть (опуститься на стул самой стало бы однозначным вызовом хозяину дома, пусть он и похититель) — но он смотрел на меня молча, чуть раздувая ноздри. Наконец сказал свысока, как будто оценил меня, измерил и вынес вердикт:

— Вот, значит, каких шлюх теперь предпочитает Рейборн? Знакомый типаж. Но я не ожидал, что он опустится до настолько молоденьких. Сколько тебе? Семнадцать? Шестнадцать?