Следующей сидела Луиза. Она приняла протянутую бутылку.
— Я тоже очень стыжусь, но не сожалею. — Ее щеки горели, глаза глядели прямо и в то же время ни на кого конкретно. — Это лучшее, что было в моей жизни.
Ник наблюдал за ней боковым зрением. Посмотреть в лицо так и не посмел.
Девчонки хмыкнули, Юрец с Бизончиком обменялись хитрыми взглядами.
Анфиса, оставшаяся в очереди последней, поднялась и с удовольствием потянулась, расправив руки и красиво прогнувшись:
— А мне стыдно, что тратим время на ерунду, когда рядом природа, к которой мы так долго добирались. Все за мной!
На ходу скидывая блузку, она помчалась по камням к озеру.
— Не рассказала о поступке! — завопил Юрец. — Нарушение правил! Наказание!
— Наказание! — радостно поддержал Бизончик.
Оба кинулись за Анфисой.
У самой кромки воды она отбросила снятую блузку на камни и взялась за джинсы. Сзади неслись парни, и поняв, что не успевает, Анфиса побежала вбок, на травяной «дворик». По пути она несколько раз оглядывалась, звала оставшуюся в пещере компанию за собой и грозила преследователям кулаком. По мере того, как дистанция сокращалась, жест беглянки сменился на однопальцевый, это лишь раззадорило бежавших за ней парней.
Как Анфиса ни старалась вызвать сочувствие и перетянуть на свою сторону хоть кого-нибудь, всем было ясно: ей нужно совсем не сочувствие. Она снова рисовалась, все поступки и ужимки твердили об одном: глядите, какая я красивая и сладкая, восторгайтесь мной, желайте меня! Рыжая грива развевалась, налитые груди подпрыгивали, обтянутые джинсами ягодицы исполняли зажигательный парный танец и, кажется, жалели, что чем-то обтянуты, каждый шаг показывал, насколько сильно им хотелось на волю.
Вид из пещеры выходил большей частью на озеро, и концовка погони могла остаться «за кадром». Поднявшийся Толик вышел на край, откуда хорошо просматривалась вся площадка рядом с пещерой. Приглашающий жест собрал всех около него. Первыми подошли девушки, им не терпелось узнать, чем все кончится, затем Луиза — она прислонилась к спине Толика и обняла его. Ник с приятелями встали позади Луизы — как верный караул, который никогда не бросит ни в беде, ни в радости. Луиза не оценила, она смотрела вперед.
Ее счастье вызывало у Ника почти физическую боль. В такие минуты, как сейчас, чужая радость ощущалась большей бедой, чем возможное горе. Когда все плохо, помощь оценивается по достоинству: спасти тонущую из воды, вынести из пожара… Так ведь не горит, не тонет. У нее все отлично. И никакого простора для фантазии тому, кто жаждет помочь. Из фантазий место осталось только совсем глупым и несбыточным. Да и для них, собственно, уже не осталось.
