Барахтаюсь руками и ногами, стремясь к поверхности, чувствую, как остатки кислорода тают, а легкие судорожно сжимаются, буквально вынуждая открыть рот для долгожданного вдоха. Но мне нельзя. Стоит лишь на секунду поддаться искушению — и колючая ледяная вода ворвется внутрь, вытесняя из тела саму жизнь.
А я не хочу умирать!
Я хочу жить!
А потому, стиснув зубы, плыву вверх. Возможно, будь на улице светло, шансов у меня было бы больше. А так… я лишь интуитивно стремлюсь к поверхности, и все мои надежды разбиваются о толщу льда, в который упирается моя макушка. Я бью по нему с невероятной силой. На самом деле, мне просто так кажется, потому что вода смягчает каждый удар, делая его бесполезным.
В груди печет и будто разрывает. Перед глазами заплясали частые светящиеся пылинки — предвестники скорого обморока. А потом я сдаюсь, открываю рот и горький, мутный поток врывается в меня, заполняет каждый миллиметр, убивает…
Я тону…
Глава 1
Утро выдалось пасмурным, хмурым, даже унылым. Впрочем, совершенно обычным. В наших краях солнце и безоблачное небо скорее приятная неожиданность, нежели закономерное явление.
Горький кофе обжигал губы, из форточки доносился аромат свежих французских багетов и круассанов из пекарни, обосновавшейся на первом этаже этой старенькой пятиэтажки, окруженной высоченными тополями, пух которых пушистыми комками оседает на серые лужи асфальта. Вперемежку с аппетитным запахом выпечки воздух наполнен сыростью густого осязаемого кончиками пальцев тумана, впитывающегося в серый бетон городских джунглей, и теплом северного лета.
Наслаждаясь тишиной, царившей внутри уютной квартиры со стареньким ремонтом, массивным чешским гарнитуром времен советского союза и кружевными салфетками, разбросанными по всем, каким только можно, поверхностям, включая телевизор, вслушиваясь в шорох шин, рассекающих пенные лужи на широком проспекте, а также в зарождающуюся суету июньского будничного утра, я размышлял о том, как в скором времени изменится моя жизнь, и в нее ворвется хаос, сумбур и неудобство, которое может приносить только совершенно посторонний человек, общение с которым тебе навязано. Похожие чувства вызывают визиты дальних родственников, с которыми ты годами не общаешься, но при необходимости обязан приютить по-семейному. В то утро я даже представить себе не мог, насколько окажусь прав в своих опасениях.
