Книга белых ночей и пустых горизонтов | страница 17



Марухин развернул обугленное серебро пакета со следами протёкшего сока.

Печёная форель в лучах фонарика, висящего на палке, придаёт нам силы, ведь нам ещё идти домой с тяжёлым рюкзаком, с уловом.

Выходим на тропу. Брат говорит:

— Затопим печь, поставим чайник на плиту.

Я молчу. Впереди истязание солью и холодом родниковой воды из ручья. Пока мы не расслабились, придётся засолить улов, четыре сёмги и с десяток хариу­сов, после тёплого дома сделать это труднее, но я молчу. Зачем перекрывать им радость возвращения, опережая неприятное и тем самым его удлиняя.


*

Мой посох — лёгкая осиновая палка с красной лентой на ручке, чтобы увидеть, если потеряю.

Вода и солнце сделали её упругой, твёрдой, — постучишь ножом — звенит, — и почти невесомой.

С таким же посохом ходил Гомер, щекою осязая море, и останавливался на краю обрыва, за шаг до пустоты.

И Геродот отбрасывал змею в душных зарослях скифской полыни.

С такой же палкой шёл домой Есенин, повесив на неё английские штиблеты, и возле дома выбросил в крапиву.

На перекатах, где вода сбивает с ног, посох — третья нога и трёхметровая рука.

Бывает, в сумерках заметишь под кустом велосипедную покрышку.

Пригодится прибить на ступенях крыльца.

Зацепишь посохом, а покрышка шипит, отползая…


*

Инспектор Тишин опускает в бочку с дождевой водой резиновый сапог.

Наклонился и дует в него.

— Где-то он протекает.

Мокрый сапог блестит под солнцем, как глухарь.

А в это время в доме у Ивана стучат часы, подарок леспромхоза. Иван Шкляревский медленно заваривает чай, медленно режет хлеб и медленно жуёт, как человек, которого нигде не ждут, и никого ему не надо. Белые ночи кончились, можно поставить сеть.

Солнце просвечивает на столе графин, напоминая перекаты Умбы, но Иван проверяет фонарик и ждёт темноту.


*

— О, говорит Олег, — проснулся, будем ужинать.

— А что у нас на ужин?

— Гусь висел в коридоре за дверью…

— А почему нет запахов?

— Тушили в летней печке, дали тебе поспать.

За ужином я говорю.

— Игорь бежит из плена с половцем овлуром, избивая гусей-лебедей к завтраку, и обеду, и ужину.

Никто не обратил внимания на это место. Если готовить завтраки, и обеды, и ужины, далеко не убежишь. Ведь гуся надо ощипать, и опалить, и разделать, и тушить не меньше часа.

Тут и половцы подъедут, как раз к обеду.

— Как вкусно пахнет!

— А может, это — впрок?

К завтраку, и обеду, и ужину — впрок…

Ночью где-то в овраге ощипали гусей, которых подстрелили на ходу.

Закатали их в глину и запекли. Мясо птицы долго сохраняется.