* * *
В среду, пятнадцатого февраля, Комбат проснулся очень рано. Настолько рано, что пожалел будить Сергея для утренней пробежки. Побегут, как обычно, в шесть, а сейчас и пяти нет. Начинать день с сигареты — плохая привычка, но он не удержался. Распахнул настежь окно, присел на подоконник, с удовольствием затянулся. С Андрюхиной Галей был верный уговор: если с пацаном случится беда, просто опасная или непонятная ситуация — звонить в любое время дня и ночи. Раз не звонит — все в порядке.
«Или никого нет в живых», — прокомментировал внутренний голос, который в минуты стресса всегда «просыпался». Неохота поднимать переполох ни свет ни заря, пугать обывателей, — Рублев искренне волновался за судьбу Пети Зернова и женщины, спрятавшей его.
Они ведь не отопрут спросонья — еще дверь вышибу зря, «засвечу явку». Поехать к дому и пройтись мимо? Свет или темнота в окнах ничего не докажут: может, Галя — «жаворонок», а может, и «сова» — будет спать до девяти, когда электричество включать уже незачем. Андрей говорил, что Галя учительница по домоводству, значит, к первому уроку приходит не всегда. Но и для первого еще слишком, слишком рано. Эсэмэску отправить? Не факт, что ответит тот, кому она адресована. Галя может сидеть привязанная к стулу, прикованная к батарее, а «трубкой» воспользуется ее палач или мучитель.
«Спит она, и дети спят», — внутренний голос противоречил сам себе: сначала напугал, теперь успокаивал…
Рука механически потянулась за второй сигаретой, он уже прикурил, но резко затушил и выбросил. Хорош будет бегун после продымленного утра и суперкрепкого чая.
— Нечего делать — читайте молитвы, — кажется, так говорит Сережина Танюша. — Это лишним не бывает. Я вот, когда не нахожу себе места, «Отче наш» или «Богородице, радуйся» повторяю. Успокаивает.
— Так я молитв не знаю и в Бога не верую, — ответил ей как-то Рублев.
— Вера придет, многие в поиске, а тексты — вот, в книжечке, — сказала Танюша и положила на холодильник карманный молитвенник с православным крестом.
Комбат потом с Сережей пытался обсудить эту сильно удивившую его историю. Но сын ушел от разговора. А молитвенник так и остался лежать там, где Танюша его оставила. Когда это было? Месяц назад? Два? Три? Вот они — противоречия между постсоветскими отцами и антисоветскими детьми. Младшие старших молиться учат и думать о душе.
Сейчас книжечка показалась уместной — он открыл первую страничку и зашептал непривычные слова. И немотивированная тревога «отпустила»…
