Это, конечно, была паранойя, но, как говориться, лучше перебдеть. Не стоит оставлять на Ямайке никаких следов. А Тартария — слишком яркая метка, по которой меня обязательно вспомнят. Так что я решил перестраховаться. И могу собой гордиться — в моих текстах нашлось только две ошибки, и то не слишком существенных. Не зря я тренировался, таская у хозяйских дочек книги на латыни. Между прочим, там было даже «Искусство любви» Овидия. Весьма фривольное произведение для скромных девиц.
Впрочем, судя по виду книг, их вообще вряд ли хоть раз открывали с тех самых пор, как купили. Похоже, это просто дань статусу. Книги стоят не слишком дешево, тем более в колониях, так что вполне могут использоваться в качестве детали интерьера. Джимми и Матильда Атчесоны — всего лишь родители, желающие дать своим дочерям положение и образование лучше, чем имели сами. Ну а если кое-кто не желает учиться… их проблемы.
Подделать свидетельство о личности оказалось не так уж сложно. Прежде всего потому, что никто не знает, как должны выглядеть документы Тартарии. Единственная сложность была в том, чтобы найти на Ямайке качественную бумагу и стащить лист. Дальше уже было дело техники. Писать пером я научился буквально на второй день своего пребывания в гостинице, причем довольно быстро — видимо, сказывалась мышечная память полученного мною тела. Пришлось немного изменить почерк, но нужного результата я достиг. Документ ничем не отличался от тех, что я видел у дворян. Поскольку мне не хотелось сильно отходить от собственного имени Сергей Оболин, то и именовался я теперь тартарский князь Сергей Оболенский. Даже любопытно — сколько лет расстрела без права переписки мне полагается за такую наглость?
Создать свидетельство древности рода оказалось куда сложнее. Я ведь, ни больше ни меньше, на 13 век замахнулся. То есть, чтобы самому не путаться в собственной родословной, опирался на реальную историю. А это значило, что текст документа должен быть написан на пергаменте. И достать его оказалось не так уж просто. Прежде всего потому, что к концу 17 века народ предпочитал (уже лет двести как) писать на бумаге. Чисто теоретически, я представлял, как этот самый пергамент сделать, но мое рабское положение и отсутствие безлюдного места, где данную операцию можно провести, хоронило данную идею на краю. Надежда была только на церковь. Несмотря на то, что Порт-Ройял считался самым греховным городом на земле, священники здесь были. Причем разных конфессий. Один из католических храмов стоял еще с тех времен, когда Ямайка принадлежала испанцам.
