Все-таки по-настоящему меня беспокоит только Эйден. И не потому, что ему не стать воином, а потому, что он МОЖЕТ им не стать. Порой, когда мне снится мертвый Рамон Маттлов, я вдруг замечаю, что его лицо начинает меняться, превращаясь в лицо Эйдена. Психоаналитики наверняка сказали бы мне, что я испытываю необъяснимый страх, и страх определенным образом ассоциируется у меня с упрямым кадетом. Видывал я упрямых кадетов, но этот даст им всем сто очков вперед. И все, что я могу сделать сейчас для него, – пожелать ему от всей души удачи".
Эйден внезапно проснулся. Возле его койки смутно маячила какая-то тень.
– Кто тут? – шепотом спросил он. Тень молчала. Эйден медленно возвращался от своих кошмаров к действительности.
– Пери, это ты, что ли? – проговорил он. Тень замерла. Точно, Пери. И, похоже, не хочет быть узнанной.
– Меня отчислили, – послышался ее шепот. – Пожалуйста, говори потише. Не хочу, чтобы другие видели мой позор.
– В этом нет никакого позора, это же...
– Знаю, знаю. Это тоже путь к трижды великой цели. Только я теперь за бортом. Подумай, каково это ощутить на собственной шкуре? Столько сил угробить на растреклятую учебу только затем, чтобы в один прекрасный момент тебя перевели в другую касту? Только я принадлежу к воинской касте, и ни к какой иной, слышишь? Потому что теперь, где бы я ни оказалась, у окружающих меня людей в черепушках будет ворочаться мыслишка: скисла, не смогла. Это как клеймо на лбу – на всю жизнь. Я воин и воином останусь. Всегда.
Эйден сел в койке, пытаясь увидеть ее лицо.
– Куда они тебя переводят?
– Не знаю, не говорили. Знаю только, что в касту ученых. В ученики. Буду сперва техником, потом стану ученым.
– А что. Пери, не так уж и плохо, а? Это почетно.
– Вот и они мне то же самое говорят. Что это путь Клана и мы должны с радостью принимать все происходящее с нами, будь то смерть или слава, победа или поражение. Но я хотела быть воином, всегда хотела. Ты должен это понимать лучше, чем кто бы то ни было. Я уж не знаю отчего, но мне кажется, ты понимаешь некоторые вещи, которые до остальных не доходят.
– Брось ты. Мы все одинаковы. Остальные тоже должны это понимать.
– Черта с два! Мы разные, слышишь, разные. Я всегда это замечала. Подозреваю, что и в других сиб-группах то же самое.
– Ты о чем?
– У нас общий генный пул. Мы слеплены из одного генетического материала, следовательно, мы должны быть почти одинаковыми. А посмотри, мы же все разные. И не только внешне: таланты и способности у нас у всех разные. И наклонности. Нам ведь что говорят? Что наши генные родители – лучшие из лучших воинов, из Бессмертных. Нам говорят, что в нас их гены и мы должны совмещать в себе лучшие черты генных родителей. Что как воины мы должны быть даже лучше, чем они, поскольку свободны от их недостатков. Считается, что это – доказательство гениальной прозорливости Керенского. Но меня всегда удивляло, откуда тогда такие различия между нами? Мне всегда казалось, что если учителя правы, то мы либо ВСЕ должны стать воинами, либо ВСЕ должны быть отбракованы, если гены не те – ведь генный пул у нас общий.
