— Семь планет?
— Да. Жителям Древней Руси были известны всего семь планет, которые можно было увидеть невооруженным глазом — Солнце, Луна, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. Видишь, Солнце и Луну тоже относили к планетам. А Земля не считалась планетой — небо казалось нашим предкам твердыней, отделяющей наш мир от небесной воды, по которой плавают звезды.
— Почему плавают?
— Они же постоянно меняли свое положение; вот им и пытались подобрать верное обозначение. "Переходницы", "планиты, рекше плавающие".
— А само слово…
— Тоже от греков досталось. Еще в летописи одиннадцатого века говорится "единъ от семи планитъ".
— И, что это значит?
Я пожала плечами. Вполне возможно, мы имели дело просто с символическими украшениями, но… Я всегда любила сказки. И хотелось верить, что мы нашли нечто большее.
— Давай так. Собери мне к следующей неделе всю информацию, которая может относиться к семи видимым планетам и астрономическим представлениям древних славян. Я как раз закончу анализ и более менее точно смогу назвать век, когда эти лунницы были сделаны — а они явно вышли из-под руки одного мастера. И продолжим наши исследования. Хорошо? Уже поздно, на сегодня мы точно закончили.
Никита кивнул, хотел было что-то сказать, но потупился и вышел из кабинета.
Я же привела все в порядок и тоже спустилась вниз. И даже не удивилась, когда увидела Максима, стоящего возле входа в здание.
— Влада… Александровна…
Че-ерт.
Мне удавалось избегать его общества несколько дней, и за эти дни я почти убедила себя, что все мои реакции надуманы.
Какая дрожь? Какое волнение? Вы о чем?
А теперь, стоило мне просто его увидеть, стоявшего возле своей машины; услышать хриплый голос, произносивший каждое слово со значением и такой убежденностью, что становилось понятно — скажет пойти за ним, значит надо идти; почувствовать даже на таком расстоянии — а куда же я дену свое обоняние! — его чуть горьковатый, мужской запах — я поняла что я не просто взволнована.
Мое самообладание разорвано на клочки.
И я как нищенка лохмотьями вынуждена сейчас прикрываться его остатками.
— Максим Григорьевич…
Голос прозвучал неожиданно мягко, а мужчина вдруг шумно вздохнул и сжал кулаки.
Неужели я действую на него так же? Где-то в глубине души вспыхнуло чисто женское удовлетворение, и я в который раз обозвала себя дурой.
Влада, успокойся! Он — неизвестная величина, а неизвестным величинам нельзя знать, что ты маг. Слишком уж длинная цепочка за тобой тянется…
