Не могу ехидную улыбку сдержать. Потому что знаю больше, чем Леха думает.
Лейтович в свое время и мордобоем и даже убийствами не брезговал. Руки у него даже не по локоть, по подмышки в крови. Там и рэкет, и реальный бандитизм. Каждый в те, не такие уж и далёкие времена, поднимался как мог. И все на совести каждого. Хотя "совесть" о выходцах из того лихого времени, как по мне, понятие чуждое. Вот мой отец как-то смог без этого. Да, икру мы ложками не жрали, но холодильник пустым никогда не был.
Эпоха вроде бы канула в Лету, как и малиновые пиджаки и сами бандиты. Но это на первый взгляд. На второй — сильные все равно остались. Всплыли со дна, по земле уверенно шастают. Как и Йонас. Бизнесменами теперь называются.
И за последние несколько лет этот прибалт с российским паспортом, очень высоко поднялся. Знаю я, что с мэром он нашим дружит, да и с депутатами городскими на короткой ноге. Менты местные у него прикормленные. Они все поголовно свои праздники в его развлекательном комлексе отмечают. И ресторан, как Леха сказал, с которого все началось — первое заведение, которое Лейтович с братками отжал. Памятное место Йонаса.
Только теперь здесь не бандюги сидят. А элита, бля. И я ее нанялся охранять.
— А ты непосредственно Йонаса охраняешь и сопровождаешь? — уточняю я у Лешки.
— Я нет. Мое рабочее место здесь. Но если надо, то делаю все, о чем попросят. Было пару раз, что я дочек хозяина сопровождал, когда в городе, мягко говоря, была сложная обстановка. Иногда хозяина и семью по воскресеньям в костёл вожу…
— Куда? — перебиваю я его удивленно.
— Костёл. Это их католическая церковь, у нас, на Белой улице…
— Откуда в нашем городе костёл? — еще больше удивляюсь.
— Так хозяин построил, еще год назад.
Не знал об этом, в тех краях не был. Усмехаюсь:
— Лейтович сильно верующий?
— Это да. И детей своих верить учит, и нас приобщает. Я в костёле пару раз был, там орган стоит — музыкальный инструмент такой, на нем когда играть начинают, у меня мурашки по коже, в голове что-то проясняется, а на душе теплее становится.
Хочу головой качнуть, но сдерживаюсь. Хотя видеть Леху таким, слышать от него подобное — странно. Другим я его знал. И не скажу, что изменения в друге детства мне не нравятся.
У Лехи телефон, лежащий на столе, пищит — сообщение пришло. Друг читает послание и чертыхается.
— Ну вот, — говорит, — и сегодня без форс-мажоров не обойдёмся.
— Что такое?
— Мэровский сынок опять в караоке быкует, с диджеем рамсит. Пойду, разберусь, я к нему подход уже знаю, — он поднимается с места и, допив одним глотком пиво, уходит.
