Это совсем не бомбардировка, Тлана была в этом уверена. Но случилось что–то почти столь же жестокое, почти столь же шокирующее и ужасное в своей разрушительной силе. Землетрясение? Возможно. Но казалось, что скорей всего это катастрофа, устроенная человеком, случайная и непредвиденная, о которой не могли догадаться даже осквернители земли ее предков.
Ядерный взрыв? Это тоже вполне возможно. Но были другие взрывы, которые могли вызвать нечто подобное серия взаимосвязанных взрывов, раздавшихся на пути от залива к тому месту, где тяжело работающие мужчины не подозревали о нависшей над ними тени Смерти, о власти человеческой ошибки и человеческой глупости. Один только нитроглицерин мог разорвать землю на куски, если его собрали в достаточном количестве. Тлана знала, что не было более разрушительной силы на земле, чем крошечное зерно опасного просчета, прорастающее внутри человеческого черепа — черепа всего лишь одного тупого неосторожного человека.
Нет опаснее оружия, даже если глупцу не удалось вызвать ядерную катастрофу сразу и самостоятельно — результатом могла стать смертельная ошибка в расчетах столь же слепых людей, в руках которых есть необходимые орудия.
К счастью, здесь не было таких людей: только канюки кружили высоко в небе, готовые вскоре спуститься, чтобы насытиться наполовину сожжёнными, безжизненным жертвами трагедии, которой можно было легко избежать.
Но нет, нет, говорила она себе — она ошибалась в одном. Она сумела остаться в живых и решила бороться за жизнь изо всех сил — если больше не случится взрывов.
Даже если ей придется неистово сражаться, отбивая атаки канюков, она решила — во что бы то ни стало помешать им выклевать глаза. Никто, ни человек, ни птица, никогда не сможет сделать с ней такое, никто не сделает ее такой же слепой, каким был ее отец. Слепой ко всему разуму и великой красоте мира.
Она все еще стояла на коленях, покачиваясь, глядя на неестественное опустошение, уничтожившее все живое в ее поле зрения — и тут одно из тел шевельнулось. Человек медленно поднялся с земли и тяжело и неуверенно пополз по направлению к краю самой большой пропасти. Тлана перестала думать о ползущей фигуре, как о трупе; и она тут же поняла, как это естественно для человека, павшего жертвой насилия — резко пробудиться и тащиться в остолбенелом недоумении к первому же новому поразительному объекту, появившемуся рядом и привлекшему его внимание. И какая перемена могла оказаться более катастрофической, более пугающей, чем огромная дыра в земле, окутанная дымом и огнем?
