Он попытался выпутаться из ее объятий, но хватка женщины внезапно стала такой крепкой, что ему пришлось в третий раз сесть и выслушать Джоан.
— Через десять минут мы можем быть уже мертвы, — продолжала она. — Поэтому я не стану молчать. Ты сделал это раньше — пошел на дикий, безумный риск совсем без причины. Эти люди — рыбаки. Они знают залив и опасность для них — обычное дело. Если они хотят себя убить, пожалуйста. Мы теряем больше, чем они.
— У них есть жены и дети! — бросился на нее Дорман — Сейчас слишком поздно для таких бесед. Вряд ли в твою пользу…
Думаешь, я этого не знаю? Я говорю, что я чувствую, потому что хочу, чтобы ты был также честен и признал один факт: ты эгоистичен и жесток! Ты думаешь только о себе. Ты должен понимать, что если лодка опрокинется, и об этом узнают акулы или это существо — ты рискуешь не только своей собственной жизнъю.
Мгновенье Дорман сидел неподвижно, чувствуя себя человеком, которому только что воткнули нож в сердце и который так и не понял, почему рана до сих пор не привела к смерти.
Было немало правды в ее словах; и ему не захотелось вскакивать на ноги, как он собирался сделать поначалу; он не освободился, не перехватил ее запястье и не разжал ее пальцы.
Судя по крикам гребцов, раненое чудовище снова приближалось к лодке. Но Дорман расслышал достаточно, чтобы понять: у него оставалась минута или две, чтобы примириться с той частью себя, которая в прошлом неоднократно оправдывала обвинения, которые сейчас Джоан швырнула ему в лицо.
Если бы случилась катастрофа, и он ушел под воду, не видя на грани небытия ничего, кроме смутных очертаний ее лица — было бы легче, если бы он смог признать свою вину и заслужить ее прощение.
И вдруг все это вернулось в огромных, почти ослепительных вспышках — словно изображения появлялись на освещенном экране перед близко сидящим зрителем.
Он снова увидел, как экспедиция, состоящая из двух человек, высаживается на берег двумя месяцами ранее — если измерять время по календарю; но казалось, прошли неисчислимые годы с тех пор, как он, археолог, специалист по доколумбовой эпохе, спустился по трапу маленького катера.
Он спускался первым, а Джоан шла прямо за ним; их багаж состоял из двух тяжелых чемоданов. Дорман нес самый тяжелый груз; в одной руке он держал серый тропический шлем, которой снял из–за жары.
У его помощницы и коллеги, которая по возрасту была чуть младше Дормана, в глазах сверкали веселые, шаловливые искорки. Но он не улыбался. Почему, подумал он, ведь еще ничего не произошло, ничто не могло внушить ему мысль, что джунгли могут быть врагом — это казалось абсолютно невероятным.
