Над Карпатами стояла лунная ночь. С деревьев с тихим шуршанием спадали и, закручиваясь в воздухе, черными пятнами улетали листья. У крыши старого дома, со злым, тихим писком кружилась пара серых летучих мышей, которым подпевали покосившиеся ставни окна. Вокруг заросшего мхом и порослью массивного фундамента шептала подсыхающая, высокая трава. В эту беспокойную симфонию ночи неожиданно ворвался одинокий мужской крик. Он прозвучал протяжно и хрипло, словно эхо от оружейного выстрела, и затих в звуках ночных Карпат.
Спустя час, Лукаш Чермак вернулся в дом и справился у проснувшейся и перепуганной съемочной группы, не вернулись ли Корнелия и Вислав. Узнав, что его жена вернулась несколькими минутами ранее, режиссер, прихватив камеру, взбежал по ступеням на второй этаж. Корнелия сидела на полу комнаты в шелковом халате и, словно играющий ребенок, медленно передвигала указательным пальцем осколки зеркала, составляя из них причудливый узор. Босые ноги девушки, по самые колени, были вымазаны глиной. Лукаш Чермак наставил на жену объектив камеры и заговорил дрожащим от волнения голосом:
— Где ты была, дорогая?
— Я гуляла, — промурлыкала Корнелия озорным тоном.
— А где Вислав, ты знаешь?
— Вислав, — девушка странно хихикнула, передвигая пальцем очередной осколок. — Зря он тогда убежал. Мы бы могли здорово провести время…
— Да что с тобой такое, Корнелия? — спросил режиссер, продолжая снимать свою жену на камеру. — Ты сама на себя не похожа!
— Лукаш, я соскучилась, — девушка поднялась с пола и, держа маленький осколок зеркала, подошла к мужу. — Останься этой ночью со мной…
— Пойдем вниз, в гостиную…
— Неет, — пропела Корнелия. — Я хочу побыть с тобой наедине.
— Не думаю, что при сложившихся обстоятельствах это уместно…
— Ты боишься? — спросила девушка и расхохоталась.
Режиссер болезненно отшатнулся и, смерив жену высокомерным взглядом, вышел из комнаты. Выражение лица Корнелии тут же помрачнело. Она посмотрела в темный прямоугольник дверного проема комнаты взглядом хищника.
— И не зря…, — прошептала девушка вслед мужу.
В разгорающихся оттенках бледного, осеннего утра, Лукаш Чермак сидел в гостиной комнате в окружении своей съемочной группы. Влад, Зигфрид и Арман мрачно переглядывались между собой, не нарушая тяжелого, затянувшегося молчания. Единственным, что разбавляло эту вязкую и зловещую тишину, было пугающе веселое пение Корнелии, доносящееся со второго этажа.
— Босс, извините за то, что я сейчас скажу, но это все зашло слишком далеко, — нарушил молчание осветитель Зигфрид. — Мне самому становится до жути страшно…
