Аккуратно отодвинув тарелку с крошками от запеканки, я поднялась и встала перед остроухим. Даже теперь он на полторы головы выше меня, пришлось запрокинуть голову. Весь такой утонченный, стройный и… вообще-то опасный. Теперь это ощутила вовсю, особенно когда его левый глаз совсем недобро сверкнул.
Но кто меня защитит, если не я?
– Классно, – сказала я, – снизошел. А я снизошла, чтобы ответить. И что дальше?
У эльфа теперь уже сверкнули оба глаза.
– Ты дерзишь, – произнес он. – Думаешь, я такое спущу?
– А что? В угол поставишь? Накажешь?
Самое время мне замолчать, как, наверное, сделал бы любой в столовой. Но у них, наверняка, есть родня, какие-нибудь покровители, которые в случае чего впишутся. А мне приходится рассчитывать только на себя. И если нужно будет отбиваться от эльфа – буду отбиваться. Один раз уже трость пошла в ход.
Эрмалион наклонился еще сильнее, бело-серебристая прядь упала на плечо, а кончики ушей, кажется, дернулись. У эльфов так выражается… что? Раздражение? Лицо при этом все такое же равнодушное. Кроме глаз.
– Может, и накажу, – сообщил он. – Во всяком случае, надо.
Холодок внутри живота сигнализировал – остановись, сдайся, извинись или что там нужно сделать, чтобы умаслить эльфа. Но чувство достоинства не пускало на попятную. Я ведь ничего не сделала. Это он подошел, он начал выделываться, хамить, а потом еще и угрожать. Это не я виновата, а он.
Другой вопрос, что расхлебывать, возможно, придется мне. Но теперь-то что поделать.
Я даже не поняла, что происходит, когда эльф протянул руку ко мне, а прохладные и на удивление крепкие пальцы сжались на моем плече.
Что он собирается сделать, узнать я так и не успела. Столовая сотряслась от низкого гула, будто кто-то разом ударил по струнам. Уши заложило, тело прошибло болью, пронеслась мысль – это приступ. Но тут же рассыпалась – болят не кости, это просто боль, какая-то всеохватывающая и проходящая насквозь.
Скорчившись, я упала на стул и обхватила себя за плечи, пытаясь восстановить сбитое дыхание. И сделать это появилась возможность потому, что эльф тоже подсогнулся и вцепился пальцами в спинку моего кресла. Кажется, ему явно больно – до этого невозмутимое лицо напряглось, хотя не скривилось ни капли, зато глаза горят, как сварка.
– Отойди от нее, – услышала я знакомый чуть насмешливый голос и с трудом, но все же обернулась.
Рыжий Джек остановился в дверях столовой с красной гитарой, правда немного вытянутой и напоминающей «электруху». Причем вокруг струн воздух плывет каким-то маревом, даже невооруженным глазом видно.
