Чего только не бывает, когда попадают гости из миров, где магия не развита.
Честно говоря, в этом вопросе Макони разбиралась плохо. Не тот дар.
Тут девушка от всего сердца пожалела лорда Кивали. То-то он вел себя вчера странно.
Вот кому со всем этим разбираться!
И удастся ли ему скрыть от Совета такое событие? Штраф-то грозит немалый.
Однако время поджимало, и Макони, все еще потрясенная, заставила себя плотно позавтракать.
Оладушки, или как их тут называли, утренники, были еще горячими. Макони щедро поливала их сиропом из плодов сычули душистой, и наскоро запивала свежим молоком.
Заскочив в ванную, девушка быстро привела себя в порядок.
Лицо ее сияло свежестью и здоровым румянцем хорошо выспавшегося человека.
Она чувствовала себя на удивление хорошо, расчесывая длинные волосы цвета вороного крыла.
Макони даже захотелось оставить их распущенными, так мило она смотрелась.
И правда, волосы роскошным водопадом спускались ей на плечи, делая ее моложе и гораздо привлекательнее.
Однако девушка скрутила их в привычный узел на затылке. Воспитательница должна выглядеть строго. Это Макони усвоила крепко. Даром что ли была одной из лучших выпускниц Академии.
Она надела свежее форменное платье и поспешила к маленькой леди Самонет.
– Сети Лована, а папочка уже позавтракал? – Самонет чинно сидела за столом и пила теплое молоко. Утренники она уже с удовольствием съела, и теперь, как могла, оттягивала время неизбежного появления своей воспитательницы.
– И не только позавтракал, а уж и уехал в Совет, – с любовью глядя на девочку, сказала сети Лована.
Это была та самая пожилая женщина, которая принесла завтрак Тасе.
Сети Лована – по нашему тетушка. Так в этом мире обращались к женщинам пожилого возраста.
Если они не относились к аристократии. А вот тогда леди, и только леди, независимо от возраста.
Так вот, сети Лована служила у лорда Кивали Сияющего с самого рождения малышки, и души в ней не чаяла. Немудрено, такой ангелочек в кудряшками и пухлыми щечками да розовыми губками.
Характеру, правда, серьезного. Чуть не с колыбели как что не по ней, подожмет губки и молчит.
В отца пошла.
Жалела Лована девочку. С таким даром родиться это врагу не пожелаешь, и так рано остаться без матери.
Своих детей у сети Ловани не осталось в живых. Сынок вот был, единственный. Пропал пятнадцать лет назад.
– Уехал, уже уехал?! И ко мне не зашел, – Самонет удивленно надула губки, и чуть было всерьез не разобиделась.
