— Обижаете. Конечно же, госпожа Миллер, — назвал он меня настоящей фамилией и добавил: — Иначе его бы отсюда не выпустили.
Я кратко кивнула, набрала побольше воздуха и вошла в просторное помещение.
Мужчина, которого только что привели в чувство, резко сел на койке, изумленно уставившись на меня округленными глазами цвета морского янтаря. Я тоже замерла, с каким-то страхом и недоумением разглядывая редкого полуголого экспоната. Конечно, я уже видела его фото. Но в реальности амеранин оказался гораздо массивнее и шире в плечах, чем мне казалось. Мускулистые руки были покрыты татуировками, на животе выделались кубики пресса. Темно-русые волосы выбриты на висках. Хищный зверь непрерывно следил за мной, и мне стало совсем не по себе.
— Дорогой, я так рада, что тебя амнистировали, — протянула заученную заранее фразу, которую старательно репетировала во время полета на «Хэйзел».
— Ты кто вообще такая? — Он показался рядом молниеносно. — Я тебя не помню.
Я вздрогнула, но постаралась не паниковать.
— Я твоя жена. Меган. Как только мне сообщили, что тебя освобождают, я сразу же полетела за тобой, — пролепетала, испуганно глядя в золотистые глаза, в которых светилось недоумение.
— Я. Никогда. Не был. Женат, — процедил амеранин, изогнув верхнюю губу.
— Ты забыл, наверное, Эрик. Вспомни же, свадьба на Альгамме, медовый месяц на Талу. А потом тебя поймали.
— Я не помню, как меня поймали. Стоп! — Он сделал шаг назад, настороженно обводя взглядом кабинет. — Космические твари Тарра, я почти ничего не помню! Где я вообще?
— Это «Хэйзел — тюрьма, где ты спал в стазисе, милый.
На минуту воцарилось тревожное молчание. Мужчина задумчиво почесал выбритый висок и снова посмотрел на меня.
— Смутно помню. Так я все же спал в капсуле?
— Именно так, — кивнула я, пытаясь отдышаться.
Почему-то в обществе мужчины вся смелость куда-то испарилась. Я действительно не знала, как правильно вести себя с этим типом.
— Какой сейчас год? — хмуро спросил он, все еще не доверяя мне.
— 2491-й. Ты пробыл в капсуле пятнадцать лет.
— Быть не может! — выдохнул он. — Сколько тогда тебе? Выглядишь уж слишком юно.
— Тридцать шесть. Я ведь не совсем землянка, как и ты, впрочем.
— То, что ты не чистая землянка, я и сам вижу, синеглазка. Вот только жениться на тебе я никак не мог. Это совсем не в моих принципах. У меня никогда не было ни с кем постоянных отношений, и я работал на Квазара. И знаешь что, я не люблю, когда мне нагло врут прямо в лицо, — тяжело дыша двигался он на меня, загоняя в угол. — Если ты сейчас же не скажешь правду, я тебя просто придушу.
