(XI век), подвизавшегося в киевских пещерах, Прокопия Устюжского (XIV век) и Василия Блаженного (XVI век), имя которого носит знаменитый собор, возвышающийся на Красной площади в Москве, вплоть до Афанасия Андреевича Сайко (+1967), орловского Христа ради юродивого
[4].
Особая чуткость к главным вопросам бытия и нравственным дилеммам, встречающимся человеку на его пути, которые решаются только благодаря «безумию быть христианином» (вспомним здесь эту мысль Татьяны Боричевой[5]), подвигли русскую мысль усматривать повод к юродству в каждом мгновении повседневной жизни. Об этом свидетельствуют и чудесные произведения русской литературы, такие, как, например, трагедия «Борис Годунов» А. С. Пушкина, повесть «Детство»[6] Л. Н. Толстого и роман «Идиот» Ф. М. Достоевского. Пушкин показывает, как сила духовного человека проявляется в непостижимом для мира поведении, когда бесстрашный юродивый напоминает властителю о его преступлении[7], подобно пророку Нафану, обличившему Давида, или блаженному Николаю Псковскому, предложившему Ивану Грозному отведать свежее мясо и показавшему царю, когда тот отказался есть, души убиенных им людей на Небесах. В романе Достоевского описывается бесплодное безумие человеческого притворства и поверхностного восприятия вещей, иллюзорной якобы истины. А всему этому противопоставляется живительное безумие быть действительно самим собой. Это живительное безумие дает силу для изменения себя самого, ведь такой безумец хорошо знает, что сколько бы он ни попирал собственный образ, он всегда обретет равновесие во Христе.
Эту силу попирать себя блаженная Тарсо черпала из свободы, которую подает подвижнику только животворящий Дух Божий. Тарсо была свободна и ничем не связана, словно дикий осел, упоминаемый в Книге Иова, который может свободно бежать куда хочет и не слышит криков погонщика[8]. Дарование Тарсо просвечивало сквозь святое безумие лишь тогда, когда ее иносказательное слово становилось трезвым наставлением или советом по просвещению от Бога. Однако чаще всего ее поведение вызывало у ничего не подозревающего гостя только недоумение, и тот в конце концов покидал блаженную, или чувствуя отвращение, или смеясь над ее глупостью. Но призванием Тарсо было испытывать подлинность благоприличия формальных христиан и их совесть. А ее взгляд, который пронзал тебя насквозь и видел все глубины твоей души, выдавал благодать Божию, почивающую на блаженной.
