– Прошу выйти!
– Я за тобой, – прогрохотал мужчина, не ожидая такой реакции от рыжей красавицы.
Девушка смутилась. Отметив улыбку медсестры, она пробубнила:
– Где бахилы? И снимите верхнюю одежду, я ведь веду прием. У меня здесь малыши, а вы…
Громов нахмурился, открыл рот, чтобы сказать, но замолчал. Повернулся к двери, взялся за ручку, но моментально обернулся и отчеканил:
– Нам нужно поговорить.
Женя закусила губу, кивнув, и тут же прищурилась, вновь заостряя внимание на одежде мужчины. Андрей выставил руку, давая понять, что повторять не следует, и вышел.
– Это ваш друг? – с любопытством поинтересовалась Лидия Михайловна, на что Евгения лишь пожала плечами, не желая отвечать. Она не понимала, почему мужчина пришел, но знала, что скоро он все объяснит, а пока…
Стараясь не показывать растерянности, девушка быстро прошла к двери, распахнув, наблюдая пять взрослых людей с детьми. Примерно через полчаса освободится. Глянув на мамочку с малышом на руках, прижимающую его к груди, узнала Сорокину. Несмотря на то что у сына инвалидность, скромная женщина всегда стеснялась без очереди заходить. Евгения покачала головой и проговорила:
– Проходите.
– Но наша очередь! – возмутилась худощавого телосложения горбатая старушка, кинувшаяся к кабинету, не желая никого пропускать.
– Дети с инвалидностью принимаются вне очереди, – объяснила Евгения и шире открыла дверь, отмечая облегчение молодой матери, которой было очень тяжело держать пухлого ребенка на руках. Сам годовалый Саша не мог ходить. В лучшем случае шину Виленского ему снимут через восемь месяцев. Но ребенок успокаивался только на руках у матери. Липиной было жаль ее, женщина почти не спала. Показав рукой на пеленальный стол, педиатр спокойно произнес:
– Раздевайте сына и рассказывайте.
Уставшая женщина моментально положила ребенка и начала говорить, поспешно начиная сбивчиво рассказывать про УЗИ, которое недавно прошли, про себя радуясь, что не пришлось долго ждать.
Через десять минут пиликнуло сообщение, отвлекая от работы с очередным пациентом. Евгения попросила застегнуться ребенка и, глянув на его бабушку, передала карточку медсестре, с улыбкой заметив:
– Все хорошо. Завтра уже можете идти в садик.
– Наконец-то! – довольно выдохнула старая женщина, которая сидела с ребенком, потому как дочери строго-настрого было запрещено на работе уходить на больничный. И приходилось ей сидеть. Нина Моисеевна устала. Весь месяц она только и ездила то к одной дочери, то ко второй, чтобы нянчиться и ухаживать за больными детьми. Нет, это ее внуки, она их любила, но вот, все же годы берут свое. Четыре недели она как на работу бегала по дочерям, не зная, кому молиться, чтобы поскорее хворь отступила. Ангина, простуда, ларингит, отит – все, чем можно, переболели. Домой возвращалась поздним вечером, сразу же начиная готовить, чтобы дед был сытый. И вот теперь хоть немного отдохнет. А может, съездит в гости к подружке в деревню. Давно она с Петровной не виделась. Посидят, вспомнят былое. От подобной мысли она улыбнулась и пересела на другой стул к медсестре, чтобы получить справку.
