— О, Боже мой, Кэйт, прости меня! Я искренне верил, что наше расставание — к лучшему.
— Для кого? Может быть, для тебя и Орри. Но не для меня! Мимс взяла на себя все хлопоты, связанные с абортом, и помогла мне выдержать первый год одиночества.
Кэйт трясло. Казалось, еще немного и ее сердце разорвется на тысячи мельчайших частиц. Взглянув на Команчо, она поняла, что он чувствует себя не лучше. Его лицо исказила гримаса страдания.
— Я бы все отдал, чтобы хоть что-нибудь исправить, — собравшись с духом, Команчо поглядел Кэйт в глаза. — Мне невыносимо, мне безумно стыдно… Не знаю, как и сказать. Но если бы я только знал…
Видя, как искренне страдает Команчо, Кэйт вдруг почувствовала мучительную боль в сердце. За десять лет она привыкла во всех своих бедах винить его одного — так проще было справиться с горем, с одиночеством. Теперь же она всем сердцем жалела Команчо-мальчика, вынужденного подчиниться отцу.
С каждым вздохом Кэйт казалось, что годами накопленная злоба покидает ее, оставляя после себя глухую, ноющую пустоту. Глубоко в душе ей все еще трудно было до конца расстаться со своей обидой. Но так долго незаживающая рана уже начала затягиваться.
Пытаясь смотреть глазами постороннего человека, которому не пришлось испытать двадцать лет неуверенности, страха и ненависти, Кэйт разглядывала все еще взволнованного Команчо. Что и говорить, он был чертовски сексуален. Но главным в его внешности все-таки оставалась мужественность.
Предлагая ей помощь, он предлагал свою силу.
— Я очень рада, что наконец знаю об Орри. Ты прав — никогда не поздно узнать истину, — сказала Кэйт. — Теперь время сложить оружие и приняться за дело, не так ли?
Стоит ли говорить, как Команчо обрадовался примирению с Кэйт. Он был в ужасе, узнав, какую цену выставила ей судьба за одну ночь страсти. Теперь же ему приходилось бороться с собой, со своим мужским самолюбием. Команчо хотел больше, чем прощения, — он хотел любви.
За первые дни, проведенные дома, Кэйт успела сделать уйму разных дел. Постоянно она была так занята, что не хватало времени перевести дух и хорошенько поразмыслить над происходящим. Часы уходили на разговоры с Гарнером Холлацдом, на встречи с полезными людьми, участие которых могло бы принести пользу на ранчо, на расспросы Дельты о состоянии построек и дома. Кэйт хотелось как можно скорее привести в порядок ранчо. Вечерами она и Хэнк мирно болтали, наверстывая потерянные годы взаимного непонимания. Однако, садясь за руль своего «кадиллака», чтобы заехать в хьюстонский дом Авери, Кэйт думала только о Команчо.
