Я должна положить этому конец. Должна найти способ заставить его понять… прежде чем он расстегнет штаны.
— Пожалуйста, — тихо умоляю я, немного ненавидя себя за это. — Пожалуйста, не делай этого.
Дотянувшись до нижней пуговицы рубашки, мужчина останавливается.
— Чего не делать?
Я должна отвести взгляд. Должна сделать глубокий вдох, прежде чем ответить ему.
— Того, что ты делаешь со мной. Это неправильно.
Он так неподвижен, что на мгновение я надеюсь, что добралась до него, но потом я снова перевожу на него взгляд, замечая движение.
Он сбрасывает рубашку с плеч.
— Что я с тобой делаю, Эми?
Я изо всех сил стараюсь не сводить глаз с его лица. Я не буду смотреть вниз. Я отказываюсь восхищаться всеми этими рельефными мышцами, которые он скрывал под хрустящей белой тканью.
Я так долго, так пристально смотрю в его лицо, что забываю ему ответить.
— Что я с тобой делаю? — повторяет он, требуя ответа.
— Ты сбиваешь меня с толку, — честно отвечаю я.
Он усмехается, похоже, довольный моим признанием.
— Я ценю твою защиту, — объясняю я дальше. — Правда. Но ты не можешь удерживать меня... нас...
— Не могу? — ставит он под сомнение мои слова, его улыбка исчезает. Он снова выглядит злым.
Мое горло сжимается от выражения его лица, и я качаю головой.
Его голос резкий, когда он спрашивает:
— Кто меня остановит?
Сначала я с трудом могу ответить. Закон? Нет, я не настолько наивна или глупа. Моя семья? Все, кто у меня есть, это тетя, но я не хочу, чтобы она была в этом замешана. Она пожилая и, наверное, будет просто ожидать, что власти с этим справятся. Отец Эбигейл? Его никогда ничего не заботило.
— Кто меня остановит, Эми? — повторяет он, требуя ответа.
Сколько себя помню, я всегда была одна, и все всегда было на мне. Оплачивать все счета, быть для Эбигейл одновременно матерью и отцом. Я всегда брала на себя все бремя, и этот раз не стал исключением. У меня нет никого, кроме меня самой.
Поднимая подбородок, я говорю:
— Я сделаю это.
Конечно, он находит мой ответ забавным. Зацепившись пальцами за пояс брюк, он запрокидывает голову и смеется.
Наполняясь праведным негодованием, я прижимаюсь к изголовью кровати.
— Я сделаю это, — сердито повторяю я.
Гнев – это хорошо. Гнев заглушает страх. Я разжигаю огонь. Я принимаю это.
— Ты не можешь удерживать нас.
— Могу, — парирует он и быстро расстегивает брюки.
Откинув голову назад, закрываю глаза, когда его брюки начинают скользить вниз. При нормальных обстоятельствах, когда я была бы одета, а он был бы без штанов, это дало бы мне преимущество… но не в этом случае.
