Она увлекалась рукоделием, и, когда я оставалась с ней, мы занимались этим делом. Приятно, когда кто-то занимается с тобой каким-то интересным делом и не говорит, что ты делаешь что-то не так, что ты бездарность, что у тебя ничего не выйдет. А просто делает и помогает исправить ошибки, если они появляются. Да, и благодаря тёте у меня такое влечение к рукоделию.
Осенью мы ходили в старый сад, чтобы пособирать красивые листья, семена деревьев, ягоды шиповника, золотые колоски. Но в один раз произошло нечто странное. Мы шли по тропинке в рощу, там росли шиповник с продолговатыми красными ягодками, а эти ягодки бы пригодились в handmade-е. Мы свернули с дорожки. Это было мрачное место, и я боялась туда ходить, поэтому держалась поближе к тёте. Мы прошли вглубь, я оборачиваю голову, а в метре от меня веревка, а на ней повешанная собака. Я дотронулась до кофты Тани, она посмотрела в сторону собаки. Сказала: «А это твой дедушка сделал». Я не знаю, что она хотела вызвать у меня этими словами. Но мне не было страшно. Я будто смотрела на мир не своими глазами, а глазами, которые находились за мной. Поэтому ничего не чувствовала. И в этот момент я почему-то тоже была умиротворена.
В детстве у меня было ещё одно странное предпочтение – спать с папой. Да, этот человек делал мне много плохого. Но и здесь я пыталась видеть только хорошее.
Да, я любила спать с папой. В этом человеке я всегда видела пример, несмотря на его образ жизни, поступки и прочее. Я не видела что-то такое в маме, не пыталась быть похожей на неё.
Мне было обидно, когда я хотела быть с семьёй, а меня отправляли к бабушке, или когда папа не приходил домой или выгонял меня. Я чувствовала, что не так уж и важна для них, что эти люди не готовы жертвовать ради меня самым ценным своим ресурсом – временем. И у меня сформировалась частичка неполноценности. Мне кажется, что то, что человек со мной мил, – это либо лицемерие, либо правда, но правда временная, которая совсем скоро кончится и станет ложью. Хотя это не так в реальности. Просто ощущение.
У мамы была одна странность. Она кричала, могла ударить. И я понимаю её, у любого человека крыша съедет от такой жизни. Но после всех унижение она будто что-то осознавала, падала на колени и начинала целовать и просить прощения. Но я не верила, мне было противно от этого, потому что действия противоречили последующим действиям и нельзя было понять, в каком случае ты говорил правду.
