Любовь – это боль | страница 42
Он схватил бутылку и два стакана. Сбросив бомбу, девушка не проронила ни слова. Тем не менее, она, похоже, воспринимала это намного лучше, чем он. Ему потребовалось больше минуты, чтобы осознать это.
Поставив стул напротив нее, он открыл бутылку. Как раз когда он собирался наполнить ее стакан, его осенила мысль.
— Тебе есть двадцать один? — она точно не выглядела на этот возраст.
Она нахмурилась. Это так сильно напомнило ему Сая, что было больно. Его младший брат только что стал дядей и даже не подозревал об этом.
— Нет.
Она казалась задетой. И он знал, что она никогда в жизни не пила. Он собирался сделать так, чтобы так и оставалось.
— Тогда никаких напитков для тебя.
На ее лице появилась улыбка.
— Все в порядке. В любом случае, я не хотела пить.
Эта маленькая засранка испытывала его. Он мог прочитать это на ее милом ангельском личике.
— Как тебя зовут?
— Вики. Думаю, меня назвали в честь тебя.
Она говорила нерешительно, будто боялась, что он ее отвергнет и прогонит.
Мужчина проглотил свой напиток, который обжег его горло. Этого было недостаточно, поэтому он налил себе еще одну порцию.
— Назвал кто?
Вероятно, это должен был быть его первый вопрос. Но, черт возьми, какая разница, как зовут ее мать. Скорее всего, она была любовницей на одну ночь, и он все равно не вспомнил бы ее.
Она подтянула колени и прижала их к себе. В ее глазах появилось усталое выражение.
— Моя мама. Елена.
Стекло в его руке треснуло. Его зрение потемнело. Стрелы предательства попали ему прямо в живот, заставив его истекать кровью. Знакомое давление внутри него поднялось и выросло, достигая невиданных ранее высот, и он позволил тьме поглотить его целиком. Затем дракон внутри него высвободился, вылетев из ворот ада.
Раздался крик. Затем последовали проклятие. После этого он почти ничего не слышал и не видел. Некоторые слова исчезли в тумане, поглотившим его зрение, и который рассеялся так же быстро, как и появился.
— Господи, Викинг. Ты пугаешь девушку.
Снова появились звуки, крики и возникло давление на его грудь. Он стал вырываться. Никто не мог остановить его приступ ярости. Никто. Он был неистовством. Он был ненавистью. Он был возмездием.
— Юрий, выведи девушку, и позови Кристоффа.
В отголосках его разума раздался еще один крик, на этот раз он звучал дальше.
— Нет! Я не уйду. Не раньше, чем он мне поможет. Он должен найти мою маму.
Пылающая боль заволокла его разум, когда он сражался с невидимыми врагами, разрушающими его кирпичные стены.