Когда он занес кулак, она стояла на месте, слишком рассерженная, чтобы двигаться.
— Что? — крикнула она. — Хочешь еще раз меня ударить? Как ты собираешься оправдаться на этот раз? Сказать мне, что был пьян? Обдолбан? — она оглядела его с ног до головы, не в силах скрыть отвращение. — Когда мама заболела, она сказала мне: «Никогда не доверяй мужчине заботиться о тебе, Лена. Твоего отца никогда не было рядом, как и твоего брата. Всегда заботься о себе сама».
После этой речи мама дала ей нож, который охранял ее, когда она возвращалась домой после многочисленных медсестринских смен.
Рики отступил, как она и ожидала. Не дав ему времени среагировать, она бросилась мимо него и выбежала наружу.
Даже спустя год после своей смерти мама защищала ее. Пока что упоминание ее имени было единственным, что останавливало Рики. Но чем дальше уходила память об их матери, тем менее сильным становилось ее влияние. Это было неизбежно. Однажды Рики сорвется во время приступов, вызванных наркотиками, и либо убьет ее, либо, что еще хуже, продаст, чтобы заработать деньги.
Завернув за угол и миновав местную мясную лавку, она проскользнула в переулок за ним. Слева от нее была обычная череда контейнеров для отходов, а в правом углу — ее собака.
Пуччи был маленьким корги, которого она спасла из мусорного бака, и он обычно ждал ее здесь. На этот раз, однако, его маленькие лапки не засеменили в ее сторону.
Тихое скуление, полное боли, привлекло ее внимание и пронзило сердце. А затем раздался смех. Ужасный смех трех мужчин, преграждающих ей путь и мучающих ее собаку. Один из них стоял впереди, словно показывая двум другим свою «храбрость» против беззащитного животного. Двое других, более коренастых, бледных парней, которых она видела возле квартала раньше, отступили назад и закурили. Она пронеслась мимо них, одержимая защитой Пуччи.
У нее скрутило живот, когда она увидела порезы и синяки на своей собаке. Пуччи трясся в углу, его маленькие ножки едва держали его. Встав на колени, она погладила его, даря ему тепло и силу.
— Смотрите, кто у нас здесь.
Тодд, гроза квартала, считал себя гангстером, потому что носил бандану и мешковатые джинсы с низкой посадкой.
Она взглянула в маленькие глазки, которые смотрели на нее, как на еще одно животное, что он загнал в угол.
Ярость наполнила ее, превращая тело в печь. И снова пожалела, что ростом не больше метра шестидесяти сантиметров и не такая сильная, как доберман, поэтому не может надрать ему задницу.
